— Вито, а Крис наложила в штаны.
Витора застегивала на кнопку белую манжету.
— Видишь, какая грязнуля, — сказала она.
Но мальчик уже мчался по коридору и, добежав до конца, попытался открыть дверь в розовую ванную.
— Кто там? — спросила Мама изнутри.
Кико согнулся пополам, чтобы придать своему голосу больше выразительности:
— Мама, а Крис наложила в штаны!
— Жидко? — спросила Мама ласковым голосом, поставив его в тупик.
— Не знаю! — прокричал он.
— Ну хорошо, пойди скажи Доми.
Кико постоял под дверью еще несколько секунд и наконец отправился в кабинет, где Мерче и Пабло разговаривали об углах и биссектрисах; застыв на пороге, он громко возвестил, смутно чувствуя, что мешает:
— А Крис наложила в штаны.
— Ладно, ступай себе, ябеда, — сказала Мерче.
Он повернулся.
— И закрой дверь! — крикнул Пабло ему вслед.
Он встал на цыпочки, ухватился за ручку и хлопнул дверью. И тут, перекрывая голос Лолы Бельтран, распевавшей «Эй, Халиско, не бахвалься», по квартире разнесся пронзительный свисток, звучавший все громче и громче. Кико замер, а потом завопил:
— Кастрюля!
Вбежав на кухню, он увидел, как Витора снимала ее с огня, ухватив клетчатой тряпкой, и кастрюля понемногу успокаивалась и переставала свистеть. В углу Доми переодевала Кристину в чистые штанишки. Раздались два звонка, короткий и длинный. Витора сказала:
— Твой папа. Беги открой другую дверь и скажи: «Добрый день, папа».
Но Папа не дал ему времени, он сразу подхватил его под мышки, поцеловал и спросил:
— Ну, как живешь, старина?
Лицо у Папы было холодное, борода кололась. Пока он снимал пальто, Кико сообщил:
— А Крис наложила в штаны.
Папа сделал вид, что новость его заинтересовала:
— Вот как?
— Да, а я сегодня встал сухой и ни разу не описался, а Маврик умер, и его бросили в помойку, и черти унесли его в ад, у них были рога и…
— Ну хорошо, хорошо, — сказал Папа, входя в гостиную. — У тебя столько новостей сразу, что мне их не переварить.
Он сел в кресло, откинулся на спинку и, положив ногу на ногу, принялся покачивать той, что была на весу. Вошла Мама с голубыми веками и красными губами, во рту поблескивали белоснежные зубы, и Папа посмотрел на Маму, а Мама на Папу, и Папа сказал:
— Не найдется ли в доме глотка виски для человека, умирающего от жажды?
Мама открыла бар, приготовила все в мгновение ока и поставила перед Папой на низеньком столике, а Папа вкрадчиво добавил:
— Лед, жена, будь уж доброй до конца.
