– Я лишь смиренный слуга вашего величества. Вы однажды изволили быть недовольны господином Алли, и я позволил себе предугадать ваше желание, прекрасно сознавая, сколь опрометчиво при этом поступаю. Если это вам не по вкусу, клянусь, завтра же распущу слухи о том, что его опоили Этарет. В этом случае господину Алли грозит всего лишь провести ночь в Сервайре.
– А ты умный, – королева поглядела на него с опасливым одобрением и принялась перебирать двумя пальцами локон – волновалась – ты очень умный. А не боишься, ежели я и тебя однажды, как Алли? Или ты считаешь, что если один раз придумал за меня, то уже силен?
Улыбка сошла с лица Ниссагля, он поднял вверх заострившийся подбородок, показав куриную шею:
– Ваше величество… Поскольку вы никогда не называли меня вашим другом, а только лишь слугой, я с радостью брал то, что мне дают, а на то, что мне давать не хотят, даже глаз не подымал. Сиятельному канцлеру не повезло, он потерял ваше доверие и перешел из друзей в наемные слуги, хотя по старой привычке требовал долю друга. Думаю, что я никогда не совершу подобной ошибки, даже если судьба осчастливит меня вашей дружбой, а не простым благоволением.
– Нет, ты и впрямь умен. Не думаю, что ты когда-нибудь умрешь… я имею в виду так, как Алли… Было бы что пить и из чего пить, я бы с удовольствием выпила за то, чтобы ты умер в своей постели, окруженный любящими домочадцами. Но вина нет. А посему давай думать, что делать с простолюдинами.
Беатрикс снова всмотрелась в прибывающее с каждой минутой море огней, бормоча больше для себя, чем спрашивая совета:
– Сразу его выдать и не возиться? – Ниссагль восхищался ее холодной расчетливостью. Отправляя на смерть друга и любовника, она не выказывала никаких признаков сожаления. – Нет, не пойдет. Разбалую простолюдинов. Надо по закону. И чтобы долго помнили.
Потерявшие терпение школяры и подмастерья уже запустили в ворота поленья с дровяной пристани, когда мост дрогнул и стал опускаться, открывая недобрым взглядам крепкую кладку островерхого свода над воротами, стальные клетки герс и озаренное факелами пространство переднего двора, где во множестве толпились стражники и вельможи. Герсы поднимались одновременно, наполняя ночь скрежетом и лязгом.
Наконец все замерло и затихло. Даже языки на факелах вытянулись прямо. Потом застучала копытами лошадь, и в красном проеме ворот появился всадник. Забрало было поднято. Золотой шлем. Бледное лицо. Горящие глаза. Королева!
