Доктор с тяжелым вздохом отставил чашку.
– Хорошо, я посмотрю, но не даю вам никаких обещаний.
Доктор в угрюмом молчании осмотрел Грейс. Он заметил рану на нежном лице Чарити, такую же как у Пруденс. Спустившись вниз, он тяжело опустился в кресло, явно потрясенный.
– Простите. Я понятия не имел. Вы говорите, что это не в первый раз?
Пруденс коротко кивнула. Не было смысла задерживаться на прошлом.
– Через два месяца мне исполнится двадцать один год, и я, согласно воле отца, стану законным опекуном своих сестер.
– Значит, тогда...
– Но мы сможем получить деньги, которые оставила нам мать, только когда выйдем замуж. У нас почти нет денег. Совсем немного, этого хватит на несколько месяцев. Когда они кончатся, мы просто умрем с голоду, если дедушка не отдаст нам наше наследство. – Пруденс не спускала с доктора взгляда. – Он не даст нам денег. Дедушка говорит, что не позволит ни одной из нас выйти замуж. Он сделал это своей целью.
Мы никуда не ходим, даже в церковь. Мы никого не видим. И нас никто не видит. Как мы можем выйти замуж? А вы знаете, как красивы мои сестры, это преступление – держать их взаперти. – Пруденс вглядывалась в лицо доктора, пытаясь оценить, какое впечатление произвели на него ее слова. Взяв его за руку, она сказала:
– Доктор Гибсон, мы должны бежать. У нас есть немного времени, пока он вынужден не покидать своей спальни. Но если дедушка не сразу узнает о своем временном заключении, вы должны нам помочь.
Доктор протяжно вздохнул.
– Что я должен сделать?
Это была капитуляция.
Пруденс, нахмурившись, критически рассматривала написанное. Каллиграфический почерк весьма похож. Пожалуй, нужно слабее нажимать на перо и следить за точками над i. Дедушка никогда их не пропускает.
– Доктор ушел? Что он сказал? – Сестры Пруденс вбежали в комнату.
– Кому ты пишешь? – заглянула через плечо сестры Чарити. – Опять Филиппу?
– Нет, не Фи...
– Да кому это интересно, – перебила ее Хоуп. – Ты только Филиппу и пишешь. Что доктор Гибсон сказал о дедушке?
– Письмо не Филиппу, – Пруденс осторожно промокнула чернила, – а дяде Освальду.
– Дяде Освальду? – изумленно воскликнула Хоуп. – Дедушкиному нехорошему брату. – Она нахмурилась. – Дедушка умрет?
– Нет, через шесть-семь недель он поправится.
– Тогда зачем ты пишешь дяде Освальду? – спросила Чарити. – Он не пожелает утешить дедушку в болезни. Между ними совсем нет братской любви.
– Я на это и рассчитываю, – сказала Пруденс. – Поэтому я ему и пишу, то есть не я. Это письмо от дедушки.
