Короче говоря, я со стоической вежливостью сносил невысказанную хулу нунции, стараясь не обращать внимания на ее капризы. Уверен, мой дорогой Шаг, что ты, со свойственной тебе проницательностью, уже постиг, что, окажись слухи, торговать которыми я явился в эту страну, истинным пророчеством, я бы не стал горевать по этому поводу. Скорее решил бы, что мне представилась возможность, которой обязательно следует воспользоваться, причем незамедлительно, и жаждал поговорить со знающими местными жителями в надежде разведать пути достижения поставленной цели. Но в компании богобоязненных и даже просто добропорядочных граждан я бы не стал об этом распространяться из опасения навлечь на себя гонения рассуждениями о возможном падении божества.
А вот Мав – совсем другое дело, каких только мятежных легенд и преданий не сохранил, возможно, ее горный анклав с его раскольническими, даже сепаратистскими традициями, передавая их из поколения в поколение? Интересно, что она сказала бы о стихах, проданных мною Паандже Пандагону?
Она была крайне немногословна, но все же не покидала нашу компанию, и даже позвала к нашей трапезе двух своих дочерей (серьезных, светлоглазых копий себя самой, тоненьких и крепких, легких и скорых на ногу, точно кошечки), которых вскоре отослала прочь с наказом как следует запереть все двери и ворота, готовясь к наступлению ночи. Учитывая, сколько она на нас заработала, – два золотых ликтора за хлебово из грубого хлеба и снятого молока! – я понял, что она прижимиста, не хуже какой-нибудь ведьмы. Может, она и сидит с нами только чтобы удостовериться, что мы не утащим пастушеских посохов или подойников из ее сараев? Или она все же подозревает в нас верных слуг бога-паука? Даже после того как нунция созналась в том, что «нас» унизительно обманули? (Вот это меня оскорбило больше всего! Меня-то ведь не провели! Более того, именно я и открыл ей и ее спутникам глаза на обман!)
– Что это у тебя за оружие такое, госпожа Мав? – поинтересовался Оломбо. Меня тоже давно уже мучило любопытство на сей счет: женщина не расставалась с коротким, но чрезвычайно круто загнутым клинком, шириной и массивностью не уступавшим тесаку.
– Что, разлучник никогда не видали? Им удобно рубить, а при нужде можно и метнуть,– если правильно бросить, так, чтобы закувыркался в воздухе, он сбреет пауку все четыре ноги с одного боку, чик-чирик. Это разлучник моего покойного Макла.
– Так, значит, вы вооружаетесь против, а – а, э-э, богов? – переспросил я, изо всех сил пытаясь выдать звучавший в моем голосе восторг за трепет ужаса. – Вы их… убиваете?
