-Так что делать будем, комиссар?- нарочито бодро спрашивал в темноте приунывший командир полка.
- Будем стоять, - просто отвечал политрук Коломиец. - Что же остается...
- Другого не остается, - скупо соглашался комполка. Обсуждать приказ не полагалось, тем более приказ Верховного.
- А где та станица? Далеко? - с новой озабоченностью спросил политрук, припомнив другой приказ порученца - устный из штаба дивизии: ночью получить пополнение. Сколько было того пополнения, он не знал, но прежде всего полагалось провести с ним политработу, особенно теперь, когда прибыл такой важный приказ. Это уже была обязанность политрука, и Коломиец обеспокоился.
- У Артюха спросите. Который из санвзвода, - сказал комполка.- Он раненых водил, знает.
Коломиец пошел в темноту, тихо окликая Артюха, и вскоре передним замаячила приземистая фигура в пилотке, со скаткой через плечо.
- Пойдем в станицу. Дорогу помните?
- Дорогу? Да вон напрямки, через степь, - глухо ответил боец, поправляя на плече винтовку.
Возле поваленного через дорогу тополя они свернули в степь. После долгого дневного грохота бомбежек приятно впечатляла почти мирная ночная тишина, деликатно нарушаемая лишь приглушенным стрекотом цикад. Запыленные сапоги отчаянно шуршали в столь же пропыленном сухом бурьяне. Боев поблизости не было слышно, лишь где-то на западе, над мрачным горизонтом время от времени вспыхивали дальние артиллерийские отсветы и едва доносилась артканонада. А так вокруг все притихло, затаилось. Надолго ли, озабоченно думал политрук. Разве что до утра...
- Откуда родом, Артюх? - спросил он бойца, который молча брел следом.
- Я? Да из курских.
- Курский соловей?
- Ну.
- Из города, из села?
- Да с колхоза, - вздохнул Артюх. - Колхозник.
Он сказал это так просто, будто все остальное само собой подразумевалось без слов и ни о чем не было нужды спрашивать. Политрук и не спрашивал. Родом он также был из села, хотя и не из курского - из смоленского, два года перед войной работал директором школы. Перед тем как партиец активно загонял крестьян в колхозы, раскулачивал, ссылал в Заполярье, подписывал на займы, взыскивал налоги. Занимался всем, чем тогда занимались партийцы-активисты в городе и в деревне, чем занималась страна. Колхозная жизнь ему была хорошо знакома, и ныне не возникало желания что-либо из нее обсуждать или вспоминать даже. Куда больше занимала их невеселая действительность на разъезде да этот устрашающий сталинский приказ. Знал, чувствовал, что завтра придется куда как горячо, а выхода не предвиделось. Выход на войне всегда находился в тылу, куда отступали, иногда давали драпа, бежали и тем спасались. А теперь вот за отступление без разрешения - трибунал. Какой позор!.. Опасность наваливалась на них с двух сторон: привычная - со стороны немцев, и новая - с тыла от своих. Если уж такой приказ товарища Сталина, то пощады от начальства не будет - ни бойцам, ни командирам. Хорошо, если повезет с пополнением, дадут обстрелянных бойцов. А если новобранцев, запасников? Да еще хуже черноголовых из Средней Азии, которые - ни бельмеса по-русски. Вот тут и выполняй приказ Верховного.
