— Так как зимний набор? — Нельсон по-мальчишески дал петуха.
Линда снова затянулась и примостила сигарету на край пепельницы. Тесная каморка пропахла застарелым табаком.
— Простите за грубость, Нельсон, но вам-то что?
— Я надеялся, что вы дадите мне несколько часов. — Нельсону все труднее было удерживать на лице улыбку.
Линда вздохнула и откинулась в скрипучем кресле, окутанная серым дымом. Она заговорила медленно, как будто обращалась к ребенку.
— Строго говоря, Нельсон, вы у нас не работаете. Мы дали вам часы, потому что нам спустили такое распоряжение. — Линда возвела очи к деканату, девятью этажами выше, вложив в голос все презрение владычицы Подземного царства к своенравным и распущенным олимпийцам.
— Понимаю. — Нельсон втиснулся в комнату. Улыбка его окончательно увяла. — Я надеялся, что вы возьмете меня к себе в программу. Теперь, когда меня… когда я могу взять часы. Мои оценки… — Он слабо указал на ведомости.
— Не хуже и не лучше чьих-либо других. — Линда взяла сигарету, подалась вперед и уткнулась глазами в ведомости. — Всего доброго, Нельсон. Напомните обо мне миру живых.
Палец у Нельсона горел, но на задуманное не хватало духа. Он сунул руку в карман.
— Линда, вы знаете мою ситуацию. — Нельсон понизил голос. — Мне нужна работа.
Линда снова подняла глаза, выразительно раздавила окурок и сложила руки на столе.
— Поймите, Нельсон, у меня список из пятидесяти женщин, — ровным голосом ответила она. — Все они замечательные учителя, учителя от Бога, и по большей части работают официантками. Или продавщицами в книжных. Или корректируют на дому. Или перебиваются на пособие.
— Понимаю, это несправедливо…
— Справедливо?! — Линда подняла глаза. — Это преступление, вот это что! У вас, Нельсон, есть ученая степень…
Нельсон сжал руку в кулак, вдавил ногти в ладонь.
— Значит, перед вами открыты возможности, которых нет у большинства из нас, — продолжала Линда. — Вы преподавали литературную композицию по необходимости, в то время как те из нас, кто любит учить…
Она не договорила. Сама Линда защитила только магистерскую диссертацию и сидела на возобновляемом трехгодичном контракте без малейшей надежды попасть на постоянную должность. Она возглавляла программу литературной композиции, потому что остепененным сотрудникам, постоянным и даже временным, это было сто лет не надо. Кому охота до пенсии учить только первокурсников и только литературной композиции? «И все же, — думал Нельсон, — я не заслужил ее презрения». Палец горел, в груди закипала злоба. На языке вертелось: не надо читать мне нотации!
