– Нет, господин премьер-министр, я настаиваю на своих обви нениях. Я готов с цифрами на руках доказать, что Россия может сделать для нашей победы больше втрое, вчетверо. Я вынужден говорить об этом, потому что Франция уже истекает кровью, в то время как…
– Господин посол, мы уже потеряли на полях сражений более миллиона человек!
– Миллион! В таком случае Франция потеряла в четыре раза больше! – запальчиво воскликнул Палеолог.
Штюрмер потерял дар слова. При всей своей изощренности в словесных распрях он не совладал с собственным изумлением.
– Каким образом, позвольте спросить? – наконец промолвил он.
– Очень просто. – И посол пустился в объяснения, в подсче ты. Он назвал цифру населения России: 180 миллионов человек. Французов на планете гораздо меньше: всего 40 миллионов.
– Я взываю к справедливости, господин премьер-министр. Россия, поскольку она так велика, обязана и нести потерь в четыре с лишним раза больше! Разве я не прав?
Штюрмер пробормотал:
– Я никогда не умел оперировать с цифрами. Но вы же знаете, что наши мужики безропотно жертвуют своими жизнями!
Мужики! – не унимался Палеолог. – Позвольте вам заме тить, что центр тяжести в военных потерях вовсе не в числеубитых. Нет, нет, вы ошибаетесь! Центр тяжести совсем, совсем в другом! Господин премьер-министр, ну разве вы можете ставить на один уровень культурное развитие французов и ваших мужиков? В России поголовная неграмотность, ваша армия представляет собой невежественную, бессознательную массу. В то время как у нас в окопах, в первых рядах, бьются и гибнут молодые люди, проявившие себя в науке, в искусстве, все это люди талантливые, утонченные. Поймите же, это сливки, это цвет человечества! Так какое же может быть сравнение потерь наших с вашими потерями? Наши чувствительнее, наши непоправимее. Нельзя сравнивать жизнь невежественного дикаря с жизнью человека просвещенного…
Посла отрезвил пристальный, угрюмый взгляд премьер-министра. При всей своей светскости Штюрмер с трудом сдерживал негодование. Союзный представитель, явно спутав Петроград с Алжиром или Дакаром, переступил последнюю грань дозволенного. Франция, быстро и бездарно погубив свои колониальные туземные дивизии, без всякого зазрения совести домогалась «русских сенегальцев». Неграмотные мужики, оставляя по деревням и селам вдов и сирот, обязывались жертвовать жизнями во имя дальнейшего процветания прекрасной Франции.
Стараясь, чтобы голос его звучал ровно и бесстрастно, Штюрмер закончил этот оскорбительный разговор ничего не значащим обещанием:
