Сделав запись, Чандлер поклонился и сказал:
– Я вернусь в положенное время, чтобы заявить права на вашу руку.
– Вы можете в это поверить? – сказала леди Хиткоут мужу, настолько понизив голос, что Миллисент даже не считала ее способной на такое. – Я уверена, что лорд Данрейвен ею увлекся.
– Не говорите глупостей, – отозвался виконт, оглядывая бальный зал. – Он ни разу в жизни никем не увлекался и вряд ли увлечен сейчас.
– Она очень привлекательна. И вот уже во второй раз граф отыскал ее и пригласил танцевать.
Лорд Хиткоут громко хмыкнул.
– Ну и что из этого? Сэр Чарлз Уайт приглашает ее в третий раз.
– Сэр Чарлз Уайт старается танцевать каждый танец, и ему все равно, с кем. А лорд Данрейвен не таков. Даже если учесть его репутацию, он очень разборчив.
– Может быть, мисс Блэр и увлекла его на время, но это ненадолго. Так с ним всегда бывает. Не волнуйтесь. Я уверен, что граф не намерен позволить надеть на себя кандалы в ближайшее время. Он ведет слишком свободный образ жизни, чтобы поселиться в деревне с женой и детьми.
Пока Хиткоуты говорили о ней так, словно ее здесь нет, Миллисент была занята своими мыслями. Хорошо, что она не сказала им, что лорд Данрейвен несколько раз просил принять его и что она ему отказала. Лучше она поделится этим только с теткой.
Если тетя Беатриса подозревает, что виконт и виконтесса хотят сами поставлять материал для ее раздела, Миллисент нужно быть осторожной и не говорить с ними ни о чем важном, предварительно не обсудив этого с теткой.
Миллисент понимала, что лорд Данрейвен действительно ею увлечен, но, без сомнения, это ненадолго. Она сознавала и опасность своего положения, поскольку, даже зная об этой опасности, оказалась в его объятиях. Пришло время честно поговорить с теткой и признаться ей во всем.
Сегодня днем она оказалась совсем близко к несчастной участи своей матери, которую вышвырнули из Лондона, словно грязную шлюху. Миллисент не могла этого объяснить, но знала, что когда дело касается графа, она становится совершенно безвольной.
Ангелы небесные! Если она позволила ему целовать себя в лавке, значит, в его обществе она нигде в Лондоне не может быть в себе уверена.
Она не должна позволить себе влюбиться в него еще больше, чем это уже есть, и впредь никогда не должна оставаться с ним наедине. Но несмотря на это решение, минуты до того момента, как лорд Данрейвен подошел и повел ее танцевать, показались Миллисент часами.
Легко ей бранить себя и упрекать в безволии, пока она не посмотрит в его небесно-синие глаза, пока он не обласкает ее своим гипнотическим взглядом, не поддразнит своим восхитительным голосом.
