Первый среди крайних | страница 28



Воровать Александр не умел, канючить тоже. Полдня болтался по улицам, таращась на вывески.

Чуга напоминала Старый город Таллинна, но в несколько раз больше. Брусчатка в трещинах, шпили, невысокие домишки с окнами любых конфигураций и очертаний. Диковинная смесь классицизма и готики, выраженная в игольчатых вертикалях и неохватных колоннах. Кабачки, трактиры, узкие улочки. Многочисленные подворотни с мусорками. Машин совсем мало – только изредка броневики патрулей, да продолговатые коробочки госслужащих. Основной транспорт – телеги, скрипучие экипажи, запряженные унылыми клячами (всё здоровое и молодое пускалось на нужды обороны). Очень много церквей – приземистых ротонд со сферическими куполами. И священников – в синих и серых балахонах.

Наиболее популярной на континенте религией считался культ Эрмаса с простой, как обрезание, этикой: не убей, не воруй, не нарушай порядок, обожай «моего наместника», то бишь короля; а антирелигией – культ Рема – местного Дьявола.

Публика разношерстная: от бродяг в подворотнях – в хламидах, с сочащимися гноем глазами, до вполне респектабельных леди и джентльменов, предпочитающих прогуливаться по центральным улицам. Дамы – в чепчиках, мужчины – в шляпах, напоминающих тирольские. Районы побогаче, районы победнее. Вблизи моста через Даман гудел центральный порт. Нечто среднее между шхуной и пароходом с распахнутым трюмом стояло под разгрузкой. Он спустился к причалу – полюбопытствовать, не нужны ли грузчики, но был осмеян и с позором выставлен из толпы.

– Угомонись, дружище, здесь с ночи приходят, – охотно поведал бродяга с дыркой в щеке, наслаждающийся винными парами из дверей портового кабачка. – Из сотни желающих берут от силы пятерых. Но тебя не возьмут – уж больно рожа твоя неприятна. Не любят здесь чужаков. Да на кой ляд тебе это нужно, парень? День разгрузки – четыре тулера на нос – восемь кружек пива. Хавло не хватит залить…

Ночь он провел, как и полагается бродяге, под мостом. В опорах между фермами обнаружились чудовищные диагональные трещины, в одну из которых он и забрался. Завернулся в кусок мешковины, утянутый от ворот портового склада, и долго лежал, таращась на гигантскую ядовитую луну. Вспоминал Веронику, обожающую обставленный свечами секс, мерзкое пиво родного города. Сигарету после утреннего кофе. В этом мире – ни того, ни другого, поневоле отвыкнешь… В тюрьме у него не было времени задуматься о своей роли в этом мире – уставал сильно. И засыпал быстро. А теперь вот схватило сердечко…