Данте | страница 4
Первоначальный капитал составлялся безжалостным ростовщичеством. Все кто мог давали деньги в рост; давали охотно полуразорившимся феодалам под залог земель и даже епископам, которым принадлежали небольшие города и другие владения. Предположим, что епископу нужен был золотой кубок для подарка кардиналу в Риме или феодалу — константинопольские ткани, драгоценности, пряности, духи, — все это можно было найти во Флоренции у оборотливых купцов. Заимодавец никогда не делал кислого лица, когда должник приходил без денег в срок уплаты векселя. Долговое обязательство можно было продлить у нотариуса еще на полгода или на год, но за это приписывались к сумме долга огромные проценты. Если должнику снова были нужны деньги, ему снова их охотно ссужали. Когда же и самому должнику становилось ясно, что заплатить он не в состоянии, ему приходилось уступать заимодавцу часть своих владений. Таким образом немало феодальных и церковных земель перешло в руки флорентийских ростовщиков. Так обогатились Кавальканти, которые были, по-видимому, сами феодального происхождения, так разбогател Джанфилиаццы, ссужавший деньги королям под залог драгоценностей и слывший первым ростовщиком Европы.
Ростовщичество — излюбленный его соотечественниками способ умножения богатств — Данте ненавидел от всей души и считал нечестным. В своей поэме он сделал его одним из самых гнусных и наиболее строго караемых пороков. А могущественных флорентийских финансовых воротил поэт представил в семнадцатой песне «Ада» в образе шелудивых, покрытых грязной коростой тварей, уподобив их скребущимся собакам. И точно обозначил каждого фамильным гербом, вышитым на мошне, свисавшей на грудь: лазоревый лев на желтом поле говорил о принадлежности к флорентийским Джанфилиаццы, а белый гусь на красном поле — к семье банкиров Убриакки.
В XIII веке Италия раздиралась борьбою гвельфов и гибеллинов. Существует много преданий и анекдотов о происхождении этих политических группировок и начале их распри, ставшей основным содержанием итальянской истории в продолжение нескольких столетий. Борьба гвельфов и гибеллинов, в сущности, сводилась к тому, что окрепшие итальянские города-коммуны не желали быть подвластными императорам священной Римской империи, в состав которой входила Италия, предпочитая протекторат папы. Они нередко признавали верховными резидентами своих городов королей и принцев французской крови, которых им рекомендовал папа, стремясь, впрочем, обрести автономию под эгидой святого отца. За этой политикой — не всегда дальновидной, исходившей нередко из узкоместных потребностей и менявшейся в зависимости от обстоятельств — стояли экономические и торговые интересы городов и городского патрициата. Так, например, Флоренция была связана с рынками и кредитами во Франции, поэтому интердикт (отлучение от церкви, которое папа мог наложить на город) нанес бы страшный удар торговым путям республики на западе Европы и подорвал ее финансы и промышленность.