Чёрт бы побрал заграничные фильмы, чёрт бы драл нашу цмакутскую библиотекаршу, которая в детстве, пока какую-нибудь дрянь не вбивала мне в голову от первой до последней строчки, другой дряни в руки не давала: «Взял книжку — надо прочитать».
— Пожалуйста, — сказал я, — можешь даже и не сообщать нашим. И вообще твою лошадь… твою мать… До свиданья.
— Ничего, — сказал Санасар, — моя мать привычная, не впервой. До свиданья.
— До свиданья, — сказал я, — и мне тоже не привыкать — в десятый раз приезжаю на эту проклятую станцию и плесенью покрываюсь, пока выберусь. Большое спасибо, очень благодарен.
— Выбрали председателем и в грязи вываливают, чего не слышишь — и Андро тебя облает, и инспектор, и сторож, и соседский председатель… кому не лень, вот и до тебя очередь дошла… пожалуйста.
— Извини, — сказал я.
— Пожалуйста, но насчёт лошади ты извини.
— Ладно, — сказал я, — кто ты такой, чтоб ещё и обижаться на тебя, твою лошадь, твою мать, понял?
— Ну и вырос сынок у Егиша, ай-яй-яй! Ты подожди там ещё немного.
— Чего ещё ждать, я с тобой разговаривать не желаю.
— Ах, ах, до свиданья.
— Будь здоров, дома крупинки пшена нет.
— Приходи ко мне, у меня дома полно, возьми себе тонну взаймы.
— Мне что жалуешься, я не кладовщик твой. До свиданья.
— А я твой слуга, что ты у меня лошадь требуешь?
— Ничего я у тебя не требую.
— Очень приятно. До свиданья.
— Ты вспомни, как вы обманули моего отца, пришли, сказали, ты у нас честный работник, самый примерный, — выпороли всю шерсть из матрацев, заткнули свой план по заготовке. Примерные вы сами и честные тоже. До свиданья.
— Как же, потом мы орден за то получили, а у твоего отца до сих пор спина болит, на деревянных полатях спит. До свиданья.
— Не твоё дело, на чём мой отец спит.
— Что не моё дело?
— Болит у моего отца спина или не болит.
— А что же ты сам вспомнил про это?
— Вспомнить не мешает. До свиданья.
— Ну так этот разговор тоже иногда вспоминай. До свиданья.
— И вспомню. До свиданья.
— Вот, вот, не забывай.
— А помнишь, как раз будто бы из центра человек приехал и будто бы у вас дома ничего не было, пришли, нашу свинью — мы её только что прирезали, — помнишь, как нашу свинью унесли?
— Помню, и как через два дня после этого вам копчёного окорока дали, тоже помню.
— Помни-помни и ещё помни, что нам кожа тоже была нужна, семеро босых детей сидело дома, ежели нам надо было коптить, мы бы сами закоптили, понятно? Мы и сами умеем коптить.
— Я копчу, ты коптишь, он коптит, мы коптим, они коптят, у тебя в кармане диплом, дальше?
