— Змея ужалила коня, Гикор.
— Ну-у? Сдохнет теперь? Оскандалимся перед Андро.
— Нет, — сказали люди, — погоняй его, чтоб вспотел, погоняй хорошенько.
Сухая и гибкая плётка снова вернула его к действительности и напомнила о дороге, о грузе. О сочной траве в горах и холодных ключах. О трудности начатого пути и лёгкости в конце его. О неприятной обязанности плестись на станцию и радости возвращения. О мурашках при подковывании и наивной гордости уже подкованного. О тоске по кобыле и об ужасе перед жеребцом. О неодолимом желании кобылы и чудовищном бешенстве жеребца. О безразличии к грузу, к воле, к работе, к Гикору и к тесной, неудобной подкове. Его снова сделали владельцем потрёпанного костлявого тела, его опять вернули к нескончаемым дорогам, которым нет конца, нет конца. Которые начинаются широкими, потом делаются узкими, сворачивают, сходят на нет, снова расширяются, у которых нет конца. Однажды самодовольный бог призвал к себе отца отца отца отца Алхо и сказал: «Вот, прапрадед Алхо, я создал тебя стройным и разумным, я разостлал зелёный луг для тебя, придумал волков, чтобы тебе было от кого бежать, чтобы ты всегда оставался стройным, и человека над тобой поставил — вот, лошадь, теперь скажи мне: сколько лет жизни хочешь?» И задумался дед деда Алхо, и, потому что бог его умным-разумным создал, снова подумал, и ответил продуманно: «Двадцать лет жизни, создатель». И господу богу понравился его ответ, и он отпустил ему двадцать лет жизни. И человек и бог подмигнули друг дружке. Да зачем тебе, дед, зачем тебе, спрашивается, были нужны эти двадцать лет, на что тебе они, мне они на что…
— Эта лошадь отчего грустная, Гикор? — спросила у Гикора его мать.
— Ты знай своё дело делай. Где мешки?
— С больной лошадью в Касах поедешь, Гикор?
— Не сдохнет, ты будь здорова.
— Эта лошадь с гвоздём, Гикор.
— Оф!.. Ну раз ты столько понимаешь, найди щипцы.
Через отверстие от вынутого гвоздя боль вытекала медленно, как мёд, и Алхо была приятна эта уже покалывающая и отходящая боль и то, что снова стал ощущаться перехват стремени, грубость удил, слюнявый лай паршивой чёрной собаки.
Дорога вела в горы… Посвистывание ветерка в ушах и бесконечно вкусная трава… Алхо пошёл веселее. И дороги-то оставалось на один час, на одном дыхании можно было дойти… и началась бы вкусная некончающаяся трава.
— Думаешь?.. — сказал Гикор и повернул его. Он повёл его по тропинке к колхозным садам. — Эй, хозяин! — позвал лисица Гикор.
