Феба неминуемо исчезнет из его жизни. Как он сможет пережить ее утрату? Ему не надо было этого делать, ведь он же с самого начала знал, что нужно держаться от нее на расстоянии.
Девушка заворочалась на кровати, перевернулась на спину, и Кейн вернулся в комнату. Она сладко потянулась и, посмотрев на него, сказала:
– Как ни странно, я ужасно хочу есть. – Улыбка осветила ее прелестное лицо. – Покорми меня, а?
Кейн улыбнулся в ответ и, наклонившись к ней, нежно пощекотал теплый подбородок. Феба обняла его за шею и притянула к себе.
Он снова был в ее власти, не в силах противиться желанию обладать этой женщиной каждую секунду, минуту, всю жизнь. Горячая гладкая кожа обжигала его. Кейн прижал Фебу своим телом к кровати.
– Кейн, милый, пожалуйста, сейчас, – застонала Феба.
Дыхание ее участилось, слова с трудом срывались с горячечных губ. Кейн не отрывал от нее глаз, понимая, что Феба, самый главный человек для него, требует участия, понимания, любви, в конце концов, а он не в состоянии дать ей всего этого.
Но сейчас она снова принадлежала ему, бешено, неистово, пока ослепительная вспышка света не обрушила их на землю.
Кейн сидел на кровати и натягивал на себя рубашку, наблюдая за спящей Фебой.
Девушка не проснулась ни разу за ночь, наверное, впервые за последние несколько месяцев. Скоро она откроет глаза, и счастье закончится. Если он расскажет ей все о смерти Лили, она возненавидит его. Нет, лучше молчать. Нельзя было допустить прошлой ночи, ведь теперь он должен будет сделать Фебе больно.
– Доброе утро, – промурлыкала она, улыбаясь и щуря один глаз. – Ты уже одеваешься?
– У меня много дел.
– Может, еще чуть-чуть полежишь?
Феба приподнялась на колени и, прогнув по-кошачьи спину, потерлась о его плечо щекой, медленно потянув за кончик ремня.
– Феба, прошлая ночь...
– ... была великолепна.
– Да, но...
Она отпрянула от него как ужаленная. Пронзительная мысль заставила ее похолодеть.
– Что – но?
– Я думаю, то, что произошло между нами вчера, было... ошибкой.
– Да как ты можешь так говорить? – гневно выпалила Феба. Вскочив с кровати, она сдернула простыню и, обмотавшись ею, немым укором застыла перед Кейном.
– Страсть – это еще не все, – глухо произнес он.
– Это обалденное начало! – воскликнула она. – И какого черта ты вообще решил, будто между мужчиной и женщиной не может существовать ничего, кроме одной только страсти? Разве ты не знаешь, как я к тебе отношусь?
– Это ничего не изменит.
– Правда?
