Совсем окрепший после болезни – инок-дьякон Григорий днями дома не сидит, бродит по московским монастырям и дворам знакомым боярским, сбирает вести и слухи, несет их домой. Здесь Димитрию передает, с Паисием делится…
Сидят они вечером втроем в келье у старца.
Григорий, не остывший от дневного волнения, стоит и говорит, порывисто поясняя жестами торопливую, даже слегка удушливую речь:
– Не бывало такого?! Сестра она, правда, да царица же, помазанница Господня… А он – что сегодня… Увещал ее: «Не для себя, мол, хочу царства! Не почета, не радости ради, вериги на себя налагаю, подвига ищу… А должен земли ради власть в руки взять… Не знаешь, мол, ты… А уж враги проведали… Татаре сызнова надвигаются. Литва и ляхи снаряжаются… Бояре не о земле думают, местами считаются, перекоряются одни с другими… Потому царя, хозяина нету на земле… Пропадает земля… Народ, царство христианское… И на тебе, мол, грех…» А она ему: «Господь до греха не доведет, как и доныне берег меня! Какова Его воля, Он явит… Кому укажет по голосу всенародному, тому и вручу наследие ангела моего, государя усопшего. Клялась я так ему, так и будет… А тебя прямо он указал: на трон не сажать бы!» Как сказала, он и затрясся весь: «А, с ворогами ты с моими, с Шуйскими, с Бельскими, с Нагими, поди! Им царство отдать сбираешься…» Тогда царица уж и заплакала, ужасом объятая, руки тянет к нему и молит: «Нагих не поминай! Покарает Господь… И покойный говорил: покарает тебя Господь…» – «Как, ты с царем и про такие дела говорила? Меня порочила… Ах ты змея подколодная, не сестра мне… Прочь!» Да посохом ее… в грудь прямо… Пала государыня, только «ох» негромко молвила… Старицы, что под дверьми стояли, – хотят на помощь кинуться, а не смеют. Ноги у них подкосились. Увидит он, кто речи их слышал страшные, – так со свету сживет… Но, видно, самому не по себе стало, выбежал из кельи царицыной… К себе прошел. Тут старицы царице на помощь и поспели…
Слушают, молчат оба: старик и юноша. Тяжелое это молчание… Конечно, во многих местах по Москве разносились эти же вещи, шли такие же толки, как и в келье старца Паисия. Тысячи людей все лучше и лучше узнавали комедианта высшей марки, лицемера-правителя.
Но пока еще докатится волна до глубины царства, разольется по всему простору его, – Годунов работает неутомимо, быстро соображает ходы противников, делает свои выпады, неотразимые, прямо ведущие к цели…
Месяц и десять дней минуло со смерти Федора, а уже успели гонцы развезти грамоты с приглашением на всенародный земский собор, для избрания нового царя, взамен Ирины, ушедшей в келью. И собрались «избранники всей земли» – попы, служилые, посадские и торговые люди…
