Войдя, мы оказались в оформленном со вкусом салоне, где стояло несколько канапе из розового дерева, обтянутых пурпурным шелком, хэпплуаитские кресла и массивный стол, восьмиугольная столешница которого была сделана из мрамора с золотистыми прожилками. Вдоль стен протянулись полки, на которых были выставлены дагеротипы в тисненых кожаных рамках. Все это явно были образцы работы мистера Баллингера.
Сначала никто, казалось, не заметил нашего прихода. Я уже собирался возвестить о нашем появлении громким восклицанием: «Есть здесь кто-нибудь?» – когда задняя дверь комнаты открылась и в дверном проеме показался джентльмен. Он подошел к нам, заметно прихрамывая, и я обратил внимание на то, что ростом он пять футов и восемь или девять дюймов и сложен пропорционально – не отличаясь ни чрезмерной полнотой, ни худобой. На вид ему можно было дать лет тридцать пять – тридцать шесть. У него были круглые темные глаза, вьющиеся темно-каштановые волосы, неправильной формы нос, бледное лицо и ничем не примечательный рот, губы которого в данный момент были плотно сжаты, выражая неудовольствие.
– Мистер Баллингер, я полагаю, – сказал я, когда он остановился перед нами.
– Его помощник, Бенджамин Боуден, – ответил он, мотнув головой. – Мистера Баллингера сейчас нет дома.
– Ах вот как, – сказал я, представился, представил Сестричку и объяснил, что мы заглянули узнать, можно ли заказать портреты.
Жестом указав на кресла, мистер Боуден предложил нам присесть. Дагеротиписта, как он дал понять, ждут с минуты на минуту. Затем, извинившись, он проковылял к задней двери, из которой появился, и исчез за нею.
Положив шляпу на мраморную столешницу, я скрестил ноги и огляделся.
– В целом обстановка указывает на отменный вкус хозяина, – сказал я, бросая одобрительный взгляд на аргандову лампу под однотонным, без узора, пурпурным абажуром, свисавшим на цепочке в центре потолка.
– Но где же его оборудование? – спросила Сестричка.
– Поскольку изготовление дагеротипов требует яркого естественного освещения, – ответил я, – студия мистера Баллингера, несомненно, расположена на верхнем этаже, где солнечный свет может проникать сквозь окна, не заслоненные окружающими зданиями. А это просто комната, где ждут клиенты.
В это мгновение мой взгляд приковала одна из полок, на которой рядом примерно с дюжиной портретов стояла, опираясь на нечто вроде мольберта, большая карточка, на ней каллиграфическим почерком было написано следующее:
