– А что, если нам поехать в горы? – наконец проговорил Вашек и в упор поглядел на маму своими большими круглыми глазами. – Что ты на это скажешь?
Анна не сказала ничего и выключила фен.
– Мамуля, почему ты никогда не ездишь в горы? – выпытывал Вашек.
Анна замерла, склонившись над шкафчиком, из которого вынимала чистую рубашку. Стиснула зубы.
– Потому что у театра нет весенних каникул.
Вашек заметил, как сильно помрачнела мама, и решил ее подбодрить.
– Так ты их себе устрой.
– А ты мне поможешь?
Вашек кивнул.
– А как?
– Гляди!
Вашек натянул футболку на голову и начал ритмично двигать руками, изображая движение локомотива.
– Ш-ш-ш-ш-ш-ш…ш-ш-ш-ш…у-у…у-у-у-у-у!
«Поезд», не надев рейтуз, соскочил с кушетки на ковер и покатил по комнате, на всех парах промчался по кухне, в прихожей перевел стрелку, а когда выехал на станцию, Анна подхватила его на руки и чмокнула в щеку.
– Ах ты мой Замарашка, ты ведь Замарашка, а?
Вашек кивнул и выпустил пар.
– Фу-у! Фу-у! Фу-у-у!
Ему было радостно, что он не сдался. И Вашек уже видел себя великим победителем и покорителем самых высоких гор.
– Ма?, а ты вообще-то умеешь ходить на лыжах? – спросил он, уже сидя за столом и уплетая хлеб со шкварками.
– Мне нельзя.
Вашек от удивления даже рот открыл. Во все глаза глядел он на маму, которая готовила ему бутерброды.
– Что, если я сломаю себе ногу? – повернулась она к нему и поторопила: – Давай-ка лучше ешь. Поговорим об этом в другой раз.
Вашек вонзил зубы в хлеб и с полным ртом провозгласил:
– А за меня не бойся, мамуля. Уж я-то не разобьюсь. Как папа.
Он вволю напился, довольный, что ему удалось успокоить маму. Но когда Вашек поднял глаза и увидел, как Анна аккуратно стягивает станиоль с пачки плавленого сыра, то в какой-то момент, вняв своей искушенности ребенка восьми с половиной лет, вдруг загадал, что, если сейчас, в эту секунду, мама не поднимет голову, значит, они с ней так никуда и не поедут. Он подождал еще минуты две. Мама головы не подняла. Вашек отодвинул чашку в сторону.
– Все едут в горы!… У всех мальчиков есть папы!… Только у меня нет даже собаки!…
И чтобы никто не увидел слез, застлавших ему глаза, положил голову на стол и закрыл лицо руками.
