Фельдмаршал тогда, тем же внятным, торжественным голосом продолжал:
– Да здравствует император Иоанн Третий!..
Толпа негромко подхватила его слова:
– Виват, император Иоанн Третий!..
Глухо прозвучал вдали первый похоронный удар соборного колокола.
Бирон, не поднимаясь с колен, глядел на мертвое лицо своей госпожи, черты которого быстро принимали жесткие очертания и темнели так явственно, все больше с каждой минутой.
О чем он думал – никто не знал.
Прошло несколько минут, долгих для всех окружающих, как зимняя, бессонная ночь.
Герцогиня Бирон и брат, Густав, наконец не выдержали и стали шептать ему:
– Опомнись, Яган! Подумай: каждое мгновение может нам стоить жизни… Иди… там ждут… Возьми себя в руки. Малодушие твое придаст силы твоим врагам!
– Нет! Не будет того! – отрывисто пробормотал герцог-регент, бывший челядинец герцогини курляндской. – Идемте.
И он быстро перешел в соседний покой, полный придворными и чинами империи.
– Не стало нашей доброй повелительницы… Россия лишилась матери и государыни несравненной. Что может утешить нас в столь тяжкой потере?.. Поспешим вознести к Небу мольбы об успокоении ее блаженной души! Прошу всех к церковной службе, господа министры, сенаторы и иные с ними…
После его слов настало мгновенное молчание. Бестужев, стоя в толпе, первый как-то порывисто, не своим голосом, высокой нотой кинул:
– Виват, герцог-регент Российской империи.
Отдельные голоса повторили клик. Потом он пронесся дружнее и был подхвачен в соседних покоях прислужниками немецкого насильника.
Эти, раньше столь желанные Бирону, приветственные клики сейчас коснулись только слуха честолюбца, почти не всколыхнув его угнетенной, затихшей души.
Не радовалось надменное сердце герцога-регента, словно чуя близкую беду.
И оно не ошиблось.
