– Мне восемнадцать! – отчаянно закричал разряженный чиновничек.
– О, как восемнадцать лет назад твой папа был неосторожен!
– Негодяй! – завопил посланник. – Я заколю! – Он выхватил из посеребрённых ножен шпажку. – Я вызываю!
– Да? – удивился я. – А ты дворянин?
– Я знатный дворянин, мерзавец!
– О, какая хорошая фамилия!
(Честное слово, мне было жаль его. Но “Дукат” нужно было спасать.)
– На берег! – кричал плачущим голосом мой недруг. – Я вызываю!
– Ах ты, – посетовал я. – Не получится. Я-то не дворянин. Нельзя. Опозоришься.
– Где хозяин судна? Где документы? – страдал внизу гонец.
– Хозяин уплыл ещё вчера, – серьёзно ответил я. – А мы вот задержались. Ром попался хороший.
– А почему был пожар?
– Говорят тебе, ром, дурачок. Боцман выпил рома с порохом и пукнул. Вот и пожар. Ты сам-то что же, не пукаешь?
– Я арестовываю корабль! – завопил чиновничек.
– Дудки! – внезапно разозлился я. – Бумаги на “Дукат” получены в понедельник, так что нас здесь два дня уже нет!
– Я арестовываю вас!
– Хорошо, хорошо. Только шпажкой не маши, а то корабль потопишь!..
Вдруг случилось непредвиденное. Лежащий под брезентом, с балластом на ногах пленник, желая, очевидно, привлечь внимание тех, кто был в шлюпке, истошно закричал. В шлюпке вздрогнули и подняли головы.
– А-и-и-я-а! – пронёсся отчаянный вопль.
Проворно шмыгнул Бариль, ещё кто-то, зажали пленнику рот, а один из матросов вдруг пробежал с грохотом по палубе и с тем же “а-и-и-я-а!” – перегнулся через борт. Перегнулся и выплеснул из себя свой обед. Юнец в шлюпке с маху уселся на банку, выхватил судорожным движением белый кружевной платочек, зажал нос и рот. Быстро замахал рукой, и шлюпка пошла вокруг корабля, обратно, к берегу.
– Эй, шкерт! – закричал я ему вслед.– Так ты зачем приходил-то?
Он лишь втянул голову в плечи.
– Вот, одной бедой меньше, – сообщил я, поворачиваясь к своим. – Но “Дукат” нужно уводить из гавани. Сегодня же. Пусть барражирует [9] в акватории [10] Бристольского залива, а придёт время отплытия – подойдём к нему на “Форте” или на “Африке”. Теперь. Где этот крикун? Пугать, так уж пугать до конца. (А сам в это время быстро выхватил взглядом находчивого матроса. А, помню его. Готлиб Глаз. Так, ладно.)
Отпахнули брезент, замотали пленнику рот его же оторванным рукавом, потащили к борту. Я кивнул Барилю, и он, помогая тащить, как бы случайно сдвинул рукав с его лица. Тут же пленник хватил воздуху и завопил:
– Скажу, скажу-у! Уго Дак и Билли Плешивый меня позвали, а их турок нанял!
