– Во времена социалистов вся Италия прошла через Ка Дарио. Тогда-то и жил там тот финансист Миниато. Это были золотые времена, синьорина! Да, да, я знаю, социалисты нас надули. Но благополучие царило. Кто сегодня может себе позволить купить антикварную мебель? И налоговая полиция вечно дышит в затылок. Это же не жизнь! А раньше один праздник за другим. Меня часто приглашали. И к Фабио, и к Мику Суинтону, и к Миниато. У него в гостях бывал даже министр иностранных дел. Последний дож. Вся Венеция лежала у его ног.
Ванда сосредоточилась на истории венецианской аристократки Изабеллы Пизани, которая состояла в интимной связи со своим свояком Джакомо Цорци и которая вместе с любовником пыталась отравить мужа, за что и была обезглавлена между колоннами на площади Святого Марка. Ванда сочла несправедливым, что любовник не был казнен вместе с Изабеллой.
– Однажды министр иностранных дел подарил мне статую. Он был очень великодушен и щедр со всеми. Правда, когда он появился в моем кабинете, с жирными волосами и обвисшим животом, я еле сдержался от отвращения. И, представьте себе, всем его молоденьким любовницам от силы было лет по двадцать. А они липли к нему, как пиявки. В Венеции есть одна рыжая, она живет на Лидо. Говорят, будто она поставляла этому министру маленьких девочек тринадцати, четырнадцати лет. Думаю, найдутся многие, кому это нравится. А он мог себе это позволить. Он повсюду имел нужных людей. Те, кто ему угождал, получали за это квартиры на всемирно известном Большом канале с фиксированными ценами на аренду или же место секретарши в администрации области Венето.
Ванда приподняла голову.
– Если проклятие связано с коррупцией, то оно лежит на всей Италии, – заметила она.
Господин с впалыми щеками пропустил ее реплику мимо ушей и продолжал свою историю.
– Знаете ли, в определенном смысле у меня сложилось особое отношение к Палаццо Дарио, поскольку благодаря мне в нем сохранилась исконная мебель, – с гордостью сказал он. – Кто знает, что было бы, если бы ее купил кто-нибудь другой. Лучшие предметы из нее стояли бы тогда в миланских салонах или в Америке. А этого венецианский антиквариат не перенес бы. Ему нужен венецианский климат. Высокая влажность. Если его поставить в американскую квартиру, где летом работает кондиционер, а зимой все ссыхается из-за отопления, ему очень скоро придет конец. Я всегда понимал, что мебель должна оставаться там, где ее родное место. И при этом многие венецианцы имеют наглость утверждать, будто я составил себе состояние на том, что скупил наследство одного умершего владельца Палаццо Дарио, чтобы потом продать его в два раза дороже следующему владельцу. У венецианцев злые языки, синьорина.
