– А что было дальше, Нико? – спросил Бонд, сидя в чудом уместившемся на крошечной палубе шезлонге. – Кстати, где находится эта Капудзона?
– В горах Македонии. Там живут крепкие люди. И хотя мне они не по душе – много среди них болгар и турок – но люди они крепкие. Ну так вот, как только штабная машина выехала за пределы деревни и уперлась в завал, из-за камней выскочили партизаны и обрушили на врагов море огня, все гитлеровские полковники были перебиты... Фон Рихтер командовал тогда ротой поддержки пехотного батальона СС, который был поблизости на учениях. Немцы получили новый приказ, в соответствии с которым ни одно нападение партизан не должно было оставаться без скорой и... жестокой расправы. А у фон Рихтера и без того уже давно чесались руки... Не прошло и двух часов, как он оцепил деревню, и всех жителей выстроили на площади. Женщинам и детям младше четырнадцати лет велели войти в школу – большое деревянное здание. Фон Рихтер приказал своим головорезам запереть двери, облить стены бензином и поджечь их. Некоторые матери пытались вытолкнуть своих детей через окна, но автоматчики держали окна под прицелом. Остальных жителей он приказал расстрелять. Всего погибло 208 человек. Обо всем этом рассказали потом два старика, спасшиеся чудом.
После короткой паузы Лицас продолжал.
– Об одном никогда не забуду. Фон Рихтер стоял у дверей школы и, когда видел симпатичного малыша, трепал его по щечке, словно добрый дядюшка, любезно заговаривал с матерью. О, немцы умеют ценить семейный очаг.
Последние слова были произнесены хриплым, сдавленным голосом. Лицас повернулся спиной. Бонд поднялся и молча положил руку на его могучие плечи.
– Обещай, что отдашь его мне, Джеймс. Я должен убить его сам, понимаешь?
– Да, Нико, обещаю.
Бонд отошел и стал наблюдать за приближавшейся шлюпкой. Теперь он уже способен был разглядеть голубую рубашку Ариадны и ее сверкавшие на солнце белoкурые волосы. Он помахал ей, она в ответ помахала ему. Слава Богу, она снова рядом. Он понял вдруг, что страстно желает видеть ее – не обладать ею, а именно видеть лицо, касаться рук; по отношению к другим женщинам он никогда ничего подобного не испытывал.
Неожиданно внимание Бонда привлекло какое-то движение на склоне возвышавшегося над шлюпкой холма. Кто-то осторожно карабкался по крутому склону, продираясь сквозь груды камней и заросли кустарника. Движения человека были неловки, казалось, он превозмогает страшное увечье. Из чистого любопытства Бонд поднял бинокль, однако к тому времени, когда он поднес его к глазам, на склоне уже никого не было.
