Впрочем, полковник не прореагировал бы и на более откровенный вызов: Сун Лян-дана не интересовали женщины. Хотя на вопрос о его отношении к ним он бы ответил, скорее механически, что ценит в них матерей, жен, утешительниц мужчин. Посмотрев куда-то в сторону Дони, он просто спросил:
– Что-нибудь еще?
– Я хотела узнать, не желаете ли вы кушать? – ее низкий голос был по-прежнему тих.
Дони в совершенстве и почти беэ акцента говорила по-итальянски, по-сербо-хорватски и по-гречески. Английским же языком она владела довольно плохо, однако другого средства общения с ее временным хозяином у нее не было. Необходимость владения чужим языком при работе с вражеской агентурой – источник постоянного раздражения для китайских разведчиков, но то чувство легкой досады, которое сейчас овладело Суном, имело иную природу.
Соединив руки в замок на своем продолговатом затылке, он откинулся назад, насколько позволял стул. В такой позе, одетый в белую рубашку с короткими рукавами и светлые хлопчатые брюки, он походит на европейца.
– Я хотела узнать, не желаете ли вы кушать? – повторил он медленно вслед за ней. – Не голодны ли вы? Не хотите ли есть? Или, если угодно, перекусить? Милая моя, постарайся не быть крестьянкой ни в своих словах, ни в поступках. И в любом случае, не хочу. Спасибо. Не сейчас. Подождем, пока к нам присоединятся наши друзья. Они скоро должны быть.
Полковник говорил по-английски практически без ошибок – два года он изучал язык в гонконгском университете, но его произношение могло повергнуть в ужас любого фонетиста. Его чуткое ухо и страстное желание учиться вкупе с полным незнанием особенностей употребления различных диалектов, превратили его речь в причудливую мешанину звуков. Тут слышались нотки, свойственные жителям Манчестера, Глазго, Ливерпуля, Белфаста, Ньюкасла, Кардиффа, разных районов Лондона, перемежавшиеся то и дело с выговором, почерпнутым им из речи аристократии. Этот пестрый поток звуков был бы даже забавным, если бы Сун не сопровождал его стальным зловещим взглядом.
Потупившись, Дони посмотрела на Суна.
– Извините, товарищ полковник, – покорно сказала она. – Я знаю, что говорю по-английски не хорошо.
– Однако лучше, чем твоя подруга, – Сун благосклонно улыбнулся. У него были темные, цвета запекшейся крови губы, зубы были как бы слегка вдавлены внутрь. Он продолжал. – Не называй меня “товарищ полковник”. Получается, как в прогрессивной пьесе о молодежи. Зовя меня просто – “полковник Сун”. Ведь мы друзья. И хватит одиночества – будем общаться! Где остальные?
