Он сидел, согнувшись, обхватив себя руками. В глазах застыло какое-то трагическое, молящее выражение.
Так он и сидел, когда вслед за толстухой, которая несла фонарь, вошел отец Буасси. Он поблагодарил и отпустил женщину, а потом подсел к столу выпить воды. Указав на Колена Юффеля, Матье сказал, что это – бывший пастух и он как раз рассказывает о себе. Пастух закивал и тут же принялся повторять священнику свой рассказ. Матье услышал все сначала – слово в слово, без каких-либо изменений, вплоть до малейшей интонации, до самой незначительной паузы. Точь-в-точь ручей в низине – в любое время года он течет себе и течет, размеренно и монотонно.
Священник слушал, не произнося ни слова, и когда пастух описал, как он шел день за днем, обходя дороги и деревни, питаясь одними ягодами, и как под конец забрел сюда, где его пригрел капуцин, – когда он все это рассказал, священник проговорил:
– Если хочешь, мы помолимся за души тех, кто погиб в тот день.
Все трое встали и долго молились. Потом священник сказал:
– Но есть живые, за которыми нужно ухаживать, и есть другие усопшие, что ждут своего погребения. Завтра нам предстоит потрудиться. А потому давайте спать.
Рыжий какое-то время молча смотрел на него, потом вернулся на свое место и лег рядом со стражником.
«Ну вот, – подумал Матье, – вот и ты увидел эти глаза, чистые как родник. Я буду не я, если завтра ты не сделаешь всего, что от тебя потребуется».
Возница подождал, покуда ляжет священник, затушил лампу и вытянулся рядом с отцом Буасси. Храп стражника казался оглушительным среди воцарившейся в комнате тишины. Под окнами завывала ночь. Время от времени плохо пригнанная дверь вздрагивала.
– Ты не очень жалеешь, что пришел? – тихо спросил священник.
Матье только собрался было ответить, что нет, как вдруг со двора донесся протяжный вой, потом жалобное потявкиванье – и он вздрогнул.
– О господи! – пробормотал Колен Юффель. – Опять лисы пришли. А теперь, видать, и волки с ними.
– Должно быть, они к трупам подобрались, – сказал священник, – надо пойти туда.
Они поднялись, но пастух остановил их:
– Не ходите, а главное – света не зажигайте. Я сам туда пойду. Вообще-то это дело стражника, только пока его добудишься, да он еще начнет орать, – уж лучше я сам пойду.
Опять послышалось рычание и лай – на этот раз, казалось, совсем близко.
– Берегитесь, – сказал священник. – Эти твари хорошо видят в темноте.
– Не лучше меня, – пробурчал Колен.
Они почти не слышали, как он приоткрыл дверь и выскользнул наружу. Под порывами ледяного ветра затрещали дощатые стены, потом снова наступила тишина, нарушаемая лишь надсадным храпом пьяницы. Томительно тянулись минуты, потом в ночи разорвался выстрел. Проснулся цирюльник.
