– Вот! – провозгласил Достель, и его ноздри задрожали от негодования. – Вот эти самые драгоценности! Кстати, оставлены они вовсе не мне, а моей жене! Вы можете мне объяснить, куда подевались серьги и крест? – спросил он, мстительно ткнув пальцем в портрет.
– Откуда мне знать? Нотариус ничего не сказал вам?
– Когда?
– В тот момент, когда вручал вам драгоценности. Полагаю, вы выразили ему свое удивление?
– А вы как думаете! Он предположил, что мадам д'Остель каким-то образом распорядилась ими незадолго до смерти. Что ее побудило к этому, я не постигаю: она просто купалась в деньгах! – с раздражением бросил Эврар.
– Если бы их продали на аукционе, я бы знал об этом, можете не сомневаться.
– Неужели?
Очевидно, он не поверил. Морозини пояснил сухо:
– У меня сеть информаторов по всему миру: ни одна сколько-нибудь заметная качеством своим или происхождением вещь не могла бы миновать меня. Смею вас заверить, что ни в одном аукционном зале этих драгоценностей не видели. Если баронесса решила расстаться с ними, она либо подарила их кому-нибудь, либо втайне продала.
– Может быть, их у нее украли?
– И она не заявила о краже в полицию? Крайне неправдоподобно. Информация об этих драгоценностях красовалась бы на первых полосах всех газет.
– А если кража произошла в момент ее смерти? К примеру, это могли сделать слуги-наследники...
Морозини взял ожерелье и подошел к окну, желая получше рассмотреть золотую сеточку посредине. Вынув из кармана ювелирную лупу, он вставил ее в глазную впадину, чтобы вынести безошибочный вердикт, затем вновь подошел к портрету и направил указательный палец на драгоценность:
– Взгляните! Крест прикреплен к ожерелью кольцом с рубином. Снять его, не оставив ни единого следа на тонком золоте, мог только специалист, потому что это очень тонкая работа, а вы сами видите, что царапин на металле нет, – добавил он, протянув хозяину дома лупу.
Достель долго изучал ожерелье, затем со вздохом положил его в шкатулку.
– Ваше заключение?
– У меня его нет и быть не может при нынешнем положении вещей, ведь я пока знаю не больше, чем вы...
В этот момент в комнату, где беседовали мужчины, вошла молодая женщина, что явно не понравилось ее мужу:
– Зачем вы явились сюда, дорогая Виолен? Мы обсуждаем серьезные вещи, женскому разуму не доступные! Лучше бы вы сварили нам кофе!
– В полдвенадцатого утра? Это или слишком рано, или слишком поздно, друг мой, – ответила она, и ее мягкий голос приятно пощекотал чувствительное ухо Альдо.
