– Расскажи, что я сейчас сделал не так, как делаете обычно?
– Дух больного нельзя беспокоить, чтобы он не мешал лекарю лечить тело… – буркнула она.
Я злобно хмыкнул.
Идея, в общем, не плохая. Особенно когда в обществе нет садистов, которые бояться резать врагов и поэтому придумали хорошее объяснение, почему надо резать своих, предварительно оглушив их парой литров самогона. Ладно, будем считать, что теперь есть.
Лекарь, почувствовав мои намеренья подняла на меня зеленые яркие глаза и проскрипела:
– Вождь, ты – лекарь?
– Ага. Я, кроме прочего, лекарь. И я знаю, что можно лечить невидимое тело, чтобы вылечить видимое. И я вижу, что ты умеешь это. Умеешь очень хорошо. А еще я знаю, что можно лечить и видимое тело. И можно лечить и дух, пробуждая его к жизни, возвращая ему желание жить, бороться и побеждать несмотря на то, что его ненадолго лишили возможности бороться. Он может думать, что бороться дальше бесполезно, и тело уже не нужно, и можно умирать. А может знать, что через три дня предстоит сражаться за жизнь своего народа и хотеть, ХОТЕТЬ быть здоровым… – я, разросшись, вбивал мысли в лекаря, вглубь, сметая сопротивление и не обращая внимания на десяток людей, обернувшихся на грохот голоса. -… Воин, стал бы ты болеть, зная, что через три дня мы будем сражаться за твой народ?
Он приподнялся на локте и решительно прохрипел:
– Я буду в седле через три дня!
– Хорошо. И ты нужен мне со здоровой рукой. Разреши мне лечить твое видимое тело?
– Да. Лечи.
– Спасибо. Ляг.
Я достал мешка аптечку, хмуро посмотрел на лекаря и пробурчал:
– Ты можешь смотреть и учиться, или ты можешь смотреть и отрицать. Если ты выучишься и будешь делать так, у народа будет пара сотен мечей, которые могли бы умереть, но были спасены тобой.
Она кивнула и пододвинулась, освобождая место у руки и делая очень внимательный взгляд.
Благодарно кивнув, я распахнул аптечку и на минуту забыл обо всем, кроме раны.
Жгут выше раны. Скальпель спиртом, секунда собраться, взмах. На песок хлынули кровь и гной. Тряпкой промакнуть рану, скальпелем вычистить полость, живой водички в рану, салфетка, замотать. Завязав узелок, я отодвинулся и бросил лекарю:
– Ровняй.
Она выдвинула руки, убрала, вопросительно посмотрела на меня, на война, и неуверенно спросила:
– Воин, можно коснуться твоего невидимого тела?
Он удивился. Потом, сделав торжественно лицо, важно кивнул.
Ну вот. Теперь хоть интересоваться будут у больных, хотят ли они лечиться. А то развели психологию «вылечу и не волнует, что жить надоело».
