– Может быть, мы тоже кажемся ему странными.
– Он так и говорит.
– Он надолго здесь?
– Никто не знает. Неожиданно появляется и внезапно исчезает.
Из-за веранды раздался голос Такуана:
– Я слышу каждое ваше слово!
– Мы дурного не говорим! – бойко отозвалась Оцу.
– Можете говорить плохо, если это доставляет вам удовольствие. Кстати, могли бы предложить мне печенье к чаю.
– Вот видишь, – сказала Оцу, – он всегда такой.
– Что ты имеешь в виду? – не унимался Такуан, смеясь одними глазами. – Посмотри на себя. С виду – мухи не обидит, на деле – в сотни раз бессердечнее меня.
– Неужели? Почему это я бессердечная?
– Ты бросила меня здесь одного, дав пустой чай. Ты думаешь только о своем пропавшем женихе.
Колокола звонили в храмах Дайсодзи и Сипподзи. Они начали на заре и сейчас, после полудня, время от времени возобновляли перезвон. Утром бесконечная вереница прихожан потянулась в храм – девушки, подпоясанные красными оби, жены торговцев, предпочитавшие более сдержанные тона, старухи в темных кимоно, тянущие за руку внуков. Маленький зал в Сипподзи был полон народу. Молодые люди не столько молились, сколько искали глазами Оцу.
– Она здесь, – сообщил один.
– Еще красивее стала, – добавил другой.
Посреди зала стоял миниатюрный храм, крыша которого была покрыта лимонными листьями, а колонны обвиты полевыми цветами. Внутри «Храма Цветов», как его здесь называли, помещалась статуя Будды, одной рукой указывающая на небо, другой – на землю. Статуя была помещена на плоское глиняное блюдо, и прихожане вереницей шедшие к статуе, поливали ее сладким чаем из бамбуковой ложки. Такуан, стоя рядом, наполнял бамбуковые трубки богомольцев священным бальзамом, который те уносили с собой на счастье. Такуан призывал не скупиться на пожертвование:
– Храм наш беден, пожертвуйте, сколько можете! Особенно богатые. Я знаю, кто из вас не бедствует – богатые носят тонкие шелка и расшитые оби. У вас полно денег. Столько же у вас забот! В тысячу раз переплатите за чай, и ваши заботы станут в тысячу раз легче.
Оцу в новом оби сидела за черным лакированным столиком по другую сторону «Храма Цветов». Ее порозовевшее лицо походило на окружавшие ее цветы. Оцу писала заклинания на пятицветной бумаге, ловко орудуя кистью, которую макала в тушечницу, покрытую лаком с золотой россыпью. Текст был таким:
В лучший из дней –
Восьмой день четвертого месяца –
Быстро и справедливо покарай
Тех насекомых,
Которые жрут урожай.
С незапамятных времен в здешних местах бытовало поверье, что эти незамысловатые стихи, повешенные на стене, спасут не только от вредителей полей, но и от болезней и других напастей. Оцу писала их уже в сотый раз, так что рука начала дрожать и иероглифы получались не очень красивыми.
