В те же выходные в том же отеле проходила конференция по фантастике «Вестернэссекон». В конференц-залах на нижних этажах собирались поклонники фантастики, обсуждали книги, оплакивали погибшие или умирающие сериалы. Были семинары «Почему мы любили старую Баффи?», «Последняя граница: экспансионизм в межгалактическом масштабе» и «Санта-Клаус: бог или дьявол?».
Когда Джослин поднималась из фойе к себе в номер, на семнадцатый этаж, в лифт вошел мужчина. Не то чтобы молодой, но заметно моложе нее; быстро растущая категория. Не обнаружив ничего примечательного, Джослин сразу о нем забыла.
За мужчиной последовали три девушки. Все с цепочками в носу и шипастыми браслетами на запястьях. В ушах — металлические кольца, будто их пометили экологи и выпустили на свободу. Лица напудрены, словно мелом, руки скрещены на груди шипами кверху. Мужчина нажал кнопку двенадцатого этажа, одна из девушек — восьмого.
Лифт снова остановился, вошли еще люди. Дверь уже закрывалась, но кто-то распахнул ее снаружи, и втиснулись новые пассажиры. Джослин прижали к задней стенке. Одна из девушек зацепилась шипами за свитер Джослин и сделала затяжку. Кто-то наступил ей на ногу и не заметил; она выдернула ногу, но извинений так и не услышала. Лифт остановился еще раз.
— Места нет! — громко сказал кто-то у выхода, и дверь закрылась.
На белолицей девушке справа от Джослин был такой же красный собачий ошейник, как у Сахары для торжественных случаев.
— У меня тоже есть такой ошейник, — сказала Джослин.
Это показалось ей дружеским жестом, своего рода спасательным кругом. Она старалась забыть, что притиснута к стене лифта. Джослин не страдала клаустрофобией, но ее не каждый день так сдавливали; она задышала часто и слабо.
Девушка не ответила. А Джослин ждала, ей вдруг стало обидно. Чем она провинилась? Возраст? Одежда? Значок «Мы с собакой в одной упряжке»? На восьмом этаже все вышли, кроме Джослин и не то чтобы молодого, но моложе нее мужчины. Джослин шагнула вперед, подцепила петлю с изнанки, попыталась вытянуть. Лифт двинулся дальше.
— Она была невидима, — произнес мужчина.
Джослин обернулась:
— Простите?
Он оказался приличным, любезным человеком. Красивые густые ресницы, но в остальном — совсем обыкновенный.
— Это игра. Они вампиры; когда кто-нибудь из них скрещивает руки вот так, — он показал, — притворяйтесь, что вы не видите ее. Она невидима. Потому и не ответила. Вы тут ни при чем.
Прозвучало так, будто во всем виновата Джослин.
