Писатели встречались в квакерском зале собраний, и сперва возник вопрос (добрые квакеры предоставили помещение бесплатно): должен ли кружок придерживаться квакерских принципов в своих работах, которые здесь будут рассмотрены? Честно ли, приняв этот дар, писать на жестокие или нездоровые темы? После долгой дискуссии решили, что иногда, чтобы противостоять насилию, работа должна быть жестокой. Они писатели. Они, как никто другой, должны бороться с цензурой в любом ее проявлении. Несомненно, квакеры этого от них и ждут.
Коринн так увлеклась остальными писателями — Аллегра даже огорчалась, что, похоже, никогда их не увидит. Она слышала о них, но только в сокращенных версиях. Критический кружок строился на доверии; все рассчитывают на конфиденциальность, сказала Коринн.
Коринн не умела хранить секреты. Аллегра знала, что одна женщина принесла стихотворение про аборт, написанное красными чернилами — будто кровью. Один мужчина писал что-то вроде пикантного французского фарса, только без особого юмора, из-за неаккуратных стрелочек и зачеркиваний читать текст было неприятно; однако неделю за неделей он стабильно выдавал очередную вымученную главу о шутах и рогоносцах. Другая женщина писала роман-фэнтези с хорошим, размеренным сюжетом — разве что глаза у всех там были янтарные, изумрудные, аметистовые или сапфировые. Коллеги так и не убедили ее исправить на карие или голубые, а то и вовсе выкинуть эти злосчастные глаза.
Однажды за ужином Коринн упомянула, что сегодня вечером идет на поэтические чтения. Линн из ее литературного кружка читает эротический цикл в секс-шопе «Приятные вибрации».
— Я с тобой, — сказала Аллегра. Коринн ведь не думает, что она будет сидеть дома, когда в окружении плеток и дилдо читают непристойные стихи.
— Я не хочу, чтобы ты над кем-нибудь подшучивала. — Коринн явно стало не по себе. — Ты бываешь такой безжалостной, когда не одобряешь чей-то вкус. Мы там все начинающие. Если ты станешь издеваться над Линн, я пойму, что, наверное, тоже смешна. Я не могу писать, если кажусь себе смешной.
— Я никогда не сочла бы тебя смешной, — запротестовала Аллегра. — Я не могу. И я люблю стихи. Сама знаешь.
— Ты любишь своеобразные стихи, — ответила Коринн. — Стихи о деревьях. Этого Линн читать не будет.
Аллегра все-таки пришла без разрешения: ей не терпелось продемонстрировать свою воспитанность, а заодно заглянуть в другую жизнь Коринн. Настоящую жизнь Коринн, как она временами думала. Ту жизнь, где ей нет места.
