Король со злорадством ревнивого возлюбленного наблюдал за корчащимся Аритоном. Дыхание пленника стало прерывистым и хриплым. Боль сделалась невыносимой, и он что-то крикнул на древнем языке, давно позабытом везде, кроме Раувена. Удовлетворенно ухмыльнувшись, король опустил одеяло. Скомканная шерсть накрыла собой метавшегося в беспамятстве Аритона.
— Не торопись, — бросил король лекарю, который потянулся, чтобы поправить одеяло. — Мой суд вначале заставит Аритона вспомнить, кто он такой, и лишь потом свернет ему шею.
Едва король удалился, лекарь позвал помощника и велел приготовить свежую порцию снадобья. По времени Аритон должен был получить ее намного позже, однако состояние пленника не оставляло лекарю иного выбора.
— Думаю, что обойдусь без этого пойла.
Аритон говорил с трудом, будто выдавливая слова, однако в глазах его неожиданно блеснул острый, незамутненный разум.
Удивленный лекарь отпрянул.
— Неужели ты разыграл свой приступ?
По лицу Аритона пробежала озорная улыбка, затем его глаза закрылись.
— Я напомнил его величеству строчку из одной весьма скверной пьесы, — язвительным, но слабеющим голосом ответил пленник.
Аритон надолго затих, и было непонятно, спит ли он или просто лежит молча. У королевского лекаря имелись свои соображения на этот счет. Он попросил принести стул и приготовился к весьма неприятному бдению. Ему приходилось лечить раненых воинов, и он знал, что поначалу они достаточно успешно преодолевали муки зависимости от одурманивающего снадобья, которое им приходилось давать, дабы ослабить телесные страдания. То были люди, крепкие телом и волей, умевшие владеть собой. Как и Аритон, они пытались с помощью полной неподвижности побороть все страдания разума и души. Возможно, пленник, являясь опытным магом, мог это сделать. Но приступы горячки и бреда будут повторяться и в конце концов обязательно сломят даже самую железную волю.
Теперь пленник дышал быстро и часто. Вот один его мускул вздрогнул, затем другой, и вскоре все тело сотрясали судороги. Напряглись согнутые в локтях руки. Голова запрокинулась. Потом боль затуманила восприятие, разум погрузился в кошмар, и дух Аритона наконец-то смог криком возвестить о своих мучениях.
Когда стиснутые зубы пленника разжались и в легкие судорожно устремился воздух, лекарь был настороже. Он заглушил громкие хриплые стоны, заботливо, точно собственного сына, накрыв Аритона несколькими простынями. Помощник спешно принес порцию снадобья. Перед тем как вновь провалиться во тьму, пленник с искренней благодарностью взглянул на них обоих.
