Но, увы, Морейн быстро поняла, что сходство с Туатами у Белина ограничилось только внешностью. Он был груб и насмешлив, как остальные братья, он презирал своих предков, и у него не было жалости к Морейн.
— То, как с тобой будут здесь обращаться, зависит только от того, насколько полезной нам ты сможешь оказаться, — сказал он и кивнул Гвидиону, предлагая тому начать допрос.
Гвидион изучал женщину, стоявшую перед троном в луче света, словно специально выделившем ее на фоне мрачной залы, чтобы подчеркнуть неуместность здесь этого нежного и трогательного создания. Вот она, принцесса Оллатаров. Не такой он представлял ее себе. Он опасался ее чар, ее красоты, а перед ним стоит простая испуганная пленница, неспособная даже защитить себя. Гвидион был настороже, ее беззащитная внешность не должна ввести его в заблуждение. Если она пустит в ход какое-нибудь волшебство, он, конечно, сразу почувствует его и сможет блокировать.
Гвидион попытался проникнуть в ее мысли, услышал какие-то монотонные фразы, прокручиваемые в ее мозгу, напрягся, опасаясь, что Морейн готовит заклинания. Он вслушивался, стараясь понять слова и, разобрав их, едва сдержал улыбку. Морейн твердила детский стишок, надеясь таким наивным способом защитить свой разум от вторжения мага.
— Если я обнаружу, что ты пытаешься ворожить, я сожгу тебя живьем на этом огне, — Гвидион кивнул в сторону факелов.
— Я не умею ворожить, я не колдунья, — страстно заверила его женщина, отчаянно пытающаяся вызвать доверие и расположение к себе.
— Мы это проверим, равнодушно произнес друид.
— Неужели вы думаете, что я была бы сейчас здесь, если бы могла хоть немного колдовать?! — воскликнула Морейн.
Она уже поняла, что на допросе главенствует друид, И посвятила все свое внимание ему. Гвидион нравился ей меньше других. Остальные братья казались ей обычными людьми, пусть дикими и грубыми, но все же людьми с недостатками и слабостями, которые можно было бы изучить в будущем и как-то использовать. Маг же был непроницаемым и холодным, как смерть. Морейн смотрела в его бездушные глаза и понимала, что добиться у него симпатии сложнее, чем у безбрежного моря.
Гвидион начал допрос. Он засыпал ее малозначительными вопросами о жизни в Эринире, о ее брате Серасафе, об умершем короле и придворных жрецах, о встрече с другими Туатами из тайных стран. Морейн удивилась таким вопросам, начала отвечать, но воспоминания о погибших близких заставили ее страдать, слезы начали душить ее так, Что она расплакалась и не смогла толком говорить. Жрец долго сверлил ее взглядом, а потом велел Риве увести пленницу. Вернувшись к себе, Морейн успокоилась, стала обдумывать и анализировать допрос, пытаясь понять, почему жрец так много расспрашивал ее о том, чему имеются и другие свидетели, и не задал ни одного вопроса об Антилле, ради которой ей сохранили жизнь.
