— Оп-паньки!
— Есть что? — насторожился Гавель.
— Да нашел никак, — пробурчал Мацей, выуживая на свет Господень черный кожаный шнур, затертый и лоснящийся от жира.
— Ладанка поди?.. — пробормотал Автух, неодобрительно поглядывая на командира.
— Закройся, Тюха! Подзимник на конюшне провести решил?
Провинившийся порубежник склонил голову и отошел к своему коню. Принялся цеплять аркан к задней луке.
Тем временем Мацей вытянул прикрепленный к шнуру продолговатый футляр.
— Что за хрень?
— Не твоего ума дело! — не допускающим возражения тоном отрубил урядник. — Сюда давай!
Порубежник сдернул с шеи мертвого угорца шнур и протянул командиру. Тот пару мгновений осматривал странное приспособление, потом подцепил желтым ногтем едва приметный выступ в торце футляра. Маленькая плоская крышечка соскочила, открыв пустоту внутри. Вернее, не совсем пустоту. В футляре лежал скрученный в трубочку листок пергамента.
— Что вылупились? — Гавель обвел взглядом порубежников. — Делать нечего?
— Да мы чо? Мы ничо... — за всех ответил Мацей.
— А коли «ничо», еще пошустри. Глядишь, и серебра горсточка сыщется. Помешает она тебе? А? — Урядник хитро прищурился.
— Никак нет! — Мацей даже головой замотал. Развернулся на каблуках и принялся обшаривать гонца с удвоенной тщательностью.
Остальные порубежники преувеличенно деловито начали осматривать оружие, сбрую коней, расправлять складки на жупанах.
— То-то же! — Гавель кивнул удовлетворенно и развернул листок. Хмыкнул. Закусил ус.
Недоумение, ясно прорисовавшееся на лице урядника, не укрылось от глаз молодого, но широкоплечего, осанистого, да и одетого побогаче, нежели иные, порубежника. С легкой улыбкой — не насмешливой, упаси Господь, а мечтательной, будто только что выпил-закусил приятственно — он наблюдал, как Гавель покрутил пергамент и так, и эдак, оглядывая спереди и сзади, потом подтолкнул коня поближе к командирскому и негромко кашлянул.
— Хведул? — поднял глаза урядник. — А ну ходь суды. Ты ж у нас грамоте разумеешь. Так?
— Верно, разумею, — не стал отнекиваться Хведул, подводя каракового жеребца к злобно косящемуся и скалящему зубы буланому под урядником.
— Тады давай, читай. Только не громко. Может статься — коронное дело! — Гавель многозначительно поднял вверх палец.
Грамотей принял из рук урядника пергаментный листок. Расправил его, прищурился, скривился.
— Что такое? — насупился Гавель.
— Не разберу. Не по-нашему писано.
— Да ну?
— Ну... — замялся Хведул. — Буквицы вроде как лужичанские, а слова не наши. Бред сивого мерина выходит какой-то.
