— Позор!!!
— За борзых я...
— В Уховецк дуйте, предатели! Скатертью дорожка!
— Не жгут грозинецкие денежки карманы-то?
— Позор!!! Вон!!!
— Знаю, откуда ветер веет! Из-за Луги веет!
— Анафема тебе, Силиван, анафема!
— Чхать я на твою анафему хотел! Давно сам простым игуменом был? Ишь ты, в патриархи он выскочил! Из грязи да в князи!
— А собак все ж не троньте!
— Панове! Панове! — надрывался маршалок. — Что ж вы творите? Разве ж так можно?
— Позор!
— Как глумятся над Прилужанами!
— Ты кулачки-то свои прибери!
— Спокойнее, панове, спокойнее!!!
— Эх, сабельку мне, я б тебе показал, ясновельможный ты наш!
— Вон! В Уховецк!
— Взы, взы! Ату!!!
— Да уховецкие до такого и додуматься не могли!
— Нам нет числа...
— Заткнулся бы ты, пан!..
— Выбрали короля на свою голову! А он вам: нате — ешьте!..
— Уйдите от греха, Кжеменецкие! По миру пущу...
— Анафема!
— Позор!!!
— Ату!
— Нам нет числа!..
— Да пошел ты!
— Сам пошел!
— Кто, я?
— Ты, пан, ты! Кто же еще?
— Да я...
— Вон!
— Анафема!
— Пардус и Юстын!
— В задницу!!!
— Позор!
— Ну, тогда не обижайся, пан Стреджислав, сын сучий!
— Вот о собаках плохо не надо!
— И Контрамацию вашу туда же...
— Панове, тише! Господом прошу!
— Ты кого послал?
— Прочь, недоумки! В Тернов, бегом, вприсядку!
— Сколько тебе князь Януш отвесил?
— Бреши, пес, бреши — вон твой хозяин ус крутит!
— Позор!
— Анафема!
— Орел! Белый Орел!!!
— Позор!
— Вон! В Уховецк!
— Чтоб ты задавился тем золотом вражьим!
— А ты?
— Анафема!
— В задницу!
— А что я?
— Вон!
— Панове! Ну, разве ж можно? Король здесь!
— Позор!
— А пущай поглядит! Злее будет!
— Держите меня пятеро!
— Ну, иди сюда, иди! Щас пну, вмиг в свои Стодолы улетишь!
— Панове...
— Да пошел ты!
— Пардус!
— В задницу!
— Орел!
— В задницу!
— Анафема!
— В задницу!
— Да я...
— В задницу!
— Господи, вразуми и укрепи!
— В задницу!
— Вон!
— На погибель!
— Ты что творишь?
— Позор!!!
— В задницу!
— Мы, Оздамичи...
— Туда же!
Зьмитрок откровенно наслаждался поднятым шумом. Жаль, батюшка, великий князь Войтыла, не дожил. Уж он бы порадовался, глядя, как вот-вот лужичане лужичанам глотку рвать начнут. Да не просто мещане либо кмети, а важные сенаторы в вихры друг дружке вцепиться готовы. Ради такого события стоит жить, стоит прятать ненависть и презрение, зажимать в кулак собственную гордость...
Вдруг Грозинецкий князь увидел глаза Юстына. Мутные, болезненные — в уголке правого слабо поблескивала дорожка нечаянной слезы, — они выражали такую решимость, такую уверенность... Зьмитрок понял, что проиграл. Так опытный фехтовальщик еще до начала схватки понимает, что противник сильнее, опытнее, решительнее. И в таком случае остается либо позорно бежать с поля боя, либо выйти на поединок и умереть.
