— Так ты, брат, завтрашний день воруешь? — нахмурился Илья. — Нехорошо! Чем люди жить будут? Я за это и батьку родного пришиб бы, а тебя и подавно!
— Погодите, братцы, вы меня не поняли, — засмеялся Альфред. — Согласно теории относительности никто ничего не ворует, просто я слегка придерживаю время для вас, а снаружи оно нормальное. — Он хотел добавить что-то еще, но замялся.
— По моему приказу! — важно ответил Дракоша. — Чтобы дорогие гости могли как следует выспаться! А потом, это ведь не везде, а только в нашем районе. Мы его так и называем: спальный район!
Все эти объяснения Яромир понял по-своему:
— Значит, это не брага?
— Конечно нет!
— А что же это такое красивое, с полосками?
— Завтрашний день, — терпеливо повторил Альфред.
— И ты из него гонишь самогонку? Ну ты крутой!
Лицо у Альфреда неожиданно вытянулось. Он уставился на Яромира вытаращенными глазами. Богатырь невольно забеспокоился:
— Что такое? Я грязный, да?
— Ты — гений! — взревел Альфред и бросился к нему на шею. — Вот это идея! Вот это размах! Дистилляция времени! Мы очистим будущее от всякой дряни, чтобы блестело, как стеклышко! Вы только представьте: будущее двойной перегонки! Только лучшая погода, только лучшие мысли, только самые благородные поступки! Надо немедленно этим заняться!
Альфред ринулся вперед, к своей бутыли, запнулся о ногу графа и полетел, вытянув руки вперед, прямо на стол.
— Держи его! — запоздало крикнул Дракоша. Яромир попытался схватить многознатца и не успел. Сверкнув золотым утренним солнцем, бутыль покачнулась и рухнула на пол. Вспыхнули и разлетелись алмазные осколки, что-то громко вздохнуло, мир вздрогнул, и повсюду разлилось золотое сияние.
Яромир не сразу понял, что он лежит. А когда осознал, то не сразу врубился где. Только тогда, когда длинная травина заползла ему в нос, заставив сладко, с оттяжкой чихнуть, он поднял голову и огляделся.
Горячее утреннее солнце било в просветы между деревьями, невесомым пламенем дышало в мелкой листве. Богатыри лежали вповалку на поляне. Илья сладко посапывал, положив голову на замшелый, пробуравленный муравьями пень. Добрыню каким-то образом занесло в дупло векового дуба, и оттуда выглядывал только кончик ребристого шлема. Из густых кустов выглядывали босые ноги Алеши Поповича, чуть тронутые румянцем, словно от стыда. Граф Дракоша лежал в центре поляны, на него в упор бил целый сноп лучей, и упырь-гуманист на глазах съеживался, превращаясь в мумию. Рядом лежал дворецкий Герман и тоже не благоухал. Только Альфреда нигде не было видно.
