Ну, нет.
Он помотал головой.
Не стоило об этом думать, совсем не стоило. Если в таких обстоятельствах позволить своему воображению слишком разыграться, это может закончиться плохо.
Он прислушался к вою ветра и почти умиротворенно подумал, что сегодня они будут спать просто в царской роскоши. На кожаных сиденьях. А утром, когда ветер стихнет, пойдут дальше.
К городу древних утильменов.
Второе солнце, гораздо большее, чем Бутылочная Пробка, называлось Мятый Колпак от Машины. Оно торчало в середине неба, светило более чем жарко, и Вольф его в данный момент ненавидел — как может ненавидеть жаркое солнце бредущий по пустыне человек, у которого кончилась вода.
В общем-то, все было на месте. Седьмой день пути. Человек. Пустыня. Жаркое солнце. Отсутствие воды. Почему бы из этих ингредиентов не возникнуть ненависти?
— Как мы умудрились не взять с собой большой фильтр? — спросил Мюсс.
Голос у него был таким скрипучим, словно он пообедал наждачной бумагой.
— Думали, что он нам не понадобится, — ответил Вольф. — Мы брали с собой достаточно воды, и ее должно было хватить на всю дорогу. А большой фильтр тяжелый, и никто не хотел нести лишний груз.
— Лишний... Большой фильтр в пустыне лишним не бывает.
— Тебе это надо было сказать, когда мы собирались.
— А ты? Почему ты не сказал?
— Не заключи я с вами в брошенном аэробусе некое соглашение, — вклинился робот, — уж я бы знал, что сказать об уме и сообразительности белковых созданий... В общем, я лучше промолчу.
— И правильно сделаешь, — буркнул Мюсс.
Робот шел первым. Он шагал широко и уверенно. За ним плелся Мюсс. Замыкал шествие Вольф. Поисковые вилы он бросил еще утром. Они были слишком тяжелыми, и сил тащить их не осталось. Мюсс был повыносливее, но он сделал вид, что это его не касается. Как и робот.
В общем, прошло что-то вроде молчаливого голосования, и вилы остались на месте их ночлега. Так же как и парочка пустых канистр. Надежда наполнить их водой равнялась нулю.
Они находились в самом сердце пустыни. А пустыня потому и называется пустыней, что последний контейнеровоз разгрузился над ней лет сто назад. Если не больше.
Это, кстати, ощущалось. Холмов уже не было. От них остались только невысокие пригорки и неглубокие впадины. А сама поверхность под ногами была, словно чешуйками, покрыта выцветшими на солнце до белизны, излохмаченными ветром обрывками изделий из гиперпласта, очень популярного почти на всех обитаемых мирах материала как раз сто лет назад.
