— …цатого января тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года по местному летоисчислению Генеральный Эмиссар Зиймалль-ол-Дез ллерд Вейтарволд, — донеслись до меня мерные слова комментария хроники, — посетил пенитенциарный накопитель, открытый на Антарктическом континенте Зиймалль-ол-Дез. Отличительная особенность накопителя — сюда транспортируются персоны, нарушившие Закон о нераспространении технологий. До открытия Антарктического накопителя преступившие этот Пункт ликвидировались на месте задержания…
Я медленно потащил предполагаемый ММР из кармана Рэмона Класуса. Я еще не взглянул на это, но вдруг, облившись холодным потом, как-то сразу понял, что ошибся. Что это вовсе не оружие и что не хотел Класус меня убивать, как я отчего-то решил. Я опустил глаза и увидел, что держу в руке плоскую бутылочку. Она была холодна, потому что это бутылочка-термостат. А в ней… ну конечно, нельзя ошибиться! Я открыл пробку и втянул ноздрями знакомый запах зиймалльского напитка.
И тут за спиной взвыла, отъезжая в сторону, входная панель.
Я даже не стал просчитывать в голове, что для меня лучше: появление Ани или же Эрккина Пса. Какой смысл? Тем более все вопросы были сняты глубоким грубоватым баритоном с хрипотцой, голосом Эрккина:
— Да ты что ж натворил, урод?!
Я развернулся на месте и зашипел:
— Закрой двери, ты! Или, может, пойдем всем расскажем?..
Панель поехала за его широкой спиной, отсекая пространство коридора от каюты. Эрккин бросил цепкий взгляд на лежащего на полу Класуса. Изуродованная кислотой щека Эрккина дернулась, кровь густо прилила к лицу. По его виду я сразу понял, что ему все ясно.
— Так… — выговорил он. — Приехали. То есть еще, конечно, не приехали, но ты, братец, может, уже и дошел до промежуточного финиша, как говорил один мой знакомый надзиратель рудничному, скармливая его псам-тиерпулам живьем.
Если до появления Пса я еще держался, то сейчас ноги мои подогнулись, и я вынужден был ухватиться за край стола, чтобы не упасть. Моментально пересохло во рту, а перед глазами поплыли мерцающие зеленовато-дурнотные круги с радужным ободком. Нет, все-таки не устоял… Оседая, я бухнулся крестцом об пол и по телу брызнула тупая боль. Я выговорил невесть откуда проклюнувшимся визгливым дискантом:
— А что? Что я должен был делать?! Я думал… я думал, он меня «мымрой» шлепнуть хотел, да! Он под одежду полез, я подумал… я… думал…
— Так ты еще думать умеешь, что ли?.. — бесцеремонно прервал меня Эрккин, и голос его стал очень низким, мрачным, загустел почти до хрипа. — Жопой ты думал, что ли, мартышка блевотная, когда этого болтуна завалил? Да брось пойло, говорю, что ты в него вцепился!.. Значит, так… — снизил он обороты, видя, что я совсем потерялся, — ладно… Будем считать, что все это — по причине твоего ДУРНОГО ХАРАКТЕРА, эге? И больше не будем копаться. Покойника уже не воскресишь, хотя ты в этом смысле имеешь редкий опыт…
