— Так это, — Леха напрягся, перестав тосковать, в глазах появилась осмысленность, — война с ними… с марсианами?
— Во, — широко заулыбался Фашист, — дошло наконец.
— Лично я воюю против сволочи, — сообщил аполитичный Варяг, покручивая в руках ножик. — А сволочь везде одинаковая, хоть марсианская, хоть отечественного производства. Мне без разницы.
— Ты не прав, — погрозил пальцем Фашист. — За сволочь отечественного производства мы тоже в ответе.
— Перевоспитывать будешь уродов? — тонко улыбнулся Варяг.
— Буду, — пообещал Фашист. — По мере возможностей.
Я записал разговор на диктофон.
Хоронили Серегу утром. На отпевании в церкви стояли со свечками, священник кадил ладаном, и к небу уплывало троекратно-доверчивое «Господи, помилуй». Василиса тайом утирала глаза. Леха стоял собранный, сосредоточенный, пытался вникнуть. Гроб до монастырского кладбища несли по очереди.
Уходили от монастыря сразу после похорон. Несколько монахов вышли провожать. Возле ворот подворья стояла и смотрела нам вслед женщина в платке. Паша оглядывался на нее несколько раз.
— Ну и как ее зовут? — ухмыльнулся Варяг.
— Люба, — мечтательно вздохнул Паша. — Хорошая девушка.
— Вот я и гляжу, — встрял Монах, — чего это он дорогу в приют наладил, маслицем лыжи смазал. А он, оказывается, времени даром не терял, пока другие готовились к героическим сражениям за родину.
— А ты не завидуй, — сказал Руслан и ободрил Пашу: — Красивая девушка, мне нравится. Не слушай их, дураков.
Но Паша и так не слушал. Он витал в облаках.
Отряд пылил по проселочной дороге навстречу неизвестности. Неизвестность могла выскочить из-за каждого поворота, из любых зарослей, даже по небу прилететь. Как только монастырь скрылся вдали, отрядом овладело привычно-настороженное состояние. Я думал о том, что сказал мне старый священник. Много ли было героического в нашем походе?
Кир уже не плелся сзади, а шел рядом. Я заметил, что свой акулий зуб он спрятал под майку. Видимо, это следовало понимать как знак примирения. Когда по бокам дороги расстелилось травяное поле, он дернул меня за руку и прошептал:
— Слышь, а для чего это, махалки эти?
— Какие еще махалки? — удивился я, тоже шепотом.
— Ну эти, там, когда хоронили, поп махал. — Он изобразил кадило.
— Ты что, не русский? Это обряд отпевания.
— Да знаю, что обряд, — поморщился он. — Я про махалки, Для чего это?
Незаметно для себя мы сместились с дороги в сторону и пошли по траве, отдельно от остальных. Но все равно продолжали шептать, — Чтобы бесов отгонять, — объяснил я. — Они знаешь, как боятся ладана.
