- О чем вы?
- Вы знаете, что люциаты победили? У меня нет точных вестей, что случилось с последним оплотом марцинитов, но вы говорите, что военных отрядов на север не посылали. Что ж, будем надеяться, что ваш доклад произвел нужное впечатление, а Клааке было не суждено вернуться и рассказать то, что от него ожидали. Фарне Фог был одним из Посвященных, Хранителем Духа. Вероятно, он успел ранить Клааке - и рана эта была не телесной, а потому более тяжелой. Кто знает, может быть, он и издох там, среди каменных осыпей и уродливых карликовых сосен. Это было бы лучшим исходом, но не станем возлагать излишних надежд. Тем более эта история о розах...
- О розах?!
- Вы сказали, что убиты две девушки, носившие имя Роза. Вы сказали, что это были распутные девицы, но сейчас не важно их целомудрие. О, будь вы хотя бы Приближенным, насколько все стало бы легче... Но этого нельзя сделать слишком скоро, и не знаю, можно ли сделать в принципе. Но я помогу. Я прочту по памяти несколько строк из Третьей Книги, написанной Фруде в ранние годы. К этой книге относятся по-разному: кто-то считает ее никчемной, кто-то важнейшим трудом Фруде, иные говорят, что помимо явного текста там есть еще скрытый, доступный лишь избранным... Слушайте, и вы поймете.
Гаусберта вздохнула, поправила тяжелую заколку, скреплявшую ее прекрасные густые волосы, и, прикрыв глаза, начала:
- "Всякий хочет блага, хочет славы, хочет силы.
Всякий хочет власти, кто к добру, кто к худу.
Всякий хочет, но не тому быть.
Не напиться из ключа пересохшего,
ибо как сосцы у матери, чье молоко иссякло,
так и земля, а чем земля не мать?
Не отведать колоса, коли ключ пересох,
как сосцы у матери, чье молоко иссякло,
оттого и засуха.
Так и каждый хочет, а не получит.
А получит, кто ведает.
А ведает, кто силу имеет.
Вот убил. А грех, что убил? Грех ли?
Убил жабу, что пожирала цветок.
Убил червя, что грыз плоть.
Убил кровососа, что прободал жалом своим кожу
и сосал соки.
Разве грех?
Убил нетопыря, что посланец дьявола,
незваный ночной гость.
Убил долгоносика, что рылом своим точит древо".
Эти слова показались Бофранку знакомыми. Точно, ведь так и было! Визит его к старому Фогу, тогда еще кладбищенскому смотрителю из далекого поселка, закончился именно этими словами - признаться, старик преизрядно напугал тогда конестабля, забормотав непонятное. Что же хотел сказать Фог? Опознать своего? Узнать врага?
Гаусберта тем временем продолжала: - "Не грех. А то грех, когда кто скажет:
