— Силен-то силен, а со мной потягаться он не возмог — уступил, — заметил Удатный с удовлетворением и легкой гордостью.
— Верно, уступил. А еще и потому он так сделал, что чуял, на чьей стороне правда. А ныне, батюшка, ты сам-то ведаешь, у какого края ее искать там, в Рязани? К тому ж и путь не близок. Как знать, можа, пока ты полки соберешь да туда подойдешь, младшой Ингварь с Константином, во всем разобравшись, миром поладят. А тут и ты заявишься с дружиной. Получится, что ни к селу ни к городу.
Она окончила шитье, деловито перекусила нитку зубами и, держа рубаху на вытянутых руках, еще раз придирчиво оглядела свою работу. Мстислав сидел погруженный в глубокое раздумье. Молчание затянулось, но Ростислава терпеливо ждала, не мешая неторопливому ходу отцовских мыслей. Она даже дыхание затаила, чтоб ничем не потревожить князя, пока он будет делать новый выбор.
— Да-а-а, мыслится мне, что ежели все взвесить как следует, то надо бы погодить малость, — пришел он к мудрому выводу. — Опять же никто подсобить не просил — так чего и лезть? Можа, и впрямь они сами замирятся, — развел он руками. — Ты-то сама как думаешь? — повернулся он к дочери.
— Да по мне как ты скажешь, батюшка, так оно и ладно, — певуче откликнулась девушка. — А думать я никак не думаю. Нешто бабское это дело — в мудреных делах княжеских разбираться. Вон, — она с гордостью показала на рубаху с уже оконченной вышивкой, — это работа по мне. Как оно тебе, по нраву?
— Княжьи думы и впрямь не бабского ума дели, — согласился Мстислав с дочерью. — Тут со всех сторон обмыслить надобно. И так покрутить, и эдак посмотреть. Иной раз и вовсе ум за разум заходит, — пожаловался князь. — А рубаха, что ж, и впрямь славная получилась.
— Самому лучшему богатырю на земле русской шила. Всю душу вложила, — похвалилась девушка, и Мстислав тут же ощутил легкий укол ревности. «С одной стороны, конечно, хорошо, что дочь всерьез замириться со своим мужем решила», — подумалось ему. Но с другой — чего-то и жалко стало, вот только непонятно — чего именно.
Он встал, выпрямившись во весь свой богатырский рост, и, глядя на рубаху, подтвердил еще раз:
— Баско. Только у богатыря твоего я под Липицей токмо спину и видел, — не удержался все-таки, чтобы не съязвить.
— А тут ты неправду речешь, батюшка, — впервые за все время разговора возразила Ростислава отцу, и ее васильковые глаза строго потемнели. — Мой богатырь никогда ворогу спины не казал, потому как везде и всюду только за правду бился и Бог завсегда на его сторону вставал.
