Песня цветов аконита | страница 49



Ответа, естественно, нет.

А вот еще один. Тоже листья, разных цветов. Паутина из листьев. Пламя из листьев. Бурые — мертвые, зеленые — недавно рожденные. Сизые — духи…

— Ты мог бы, наверное, стать хорошим художником.

— Не знаю… меня никто не учил…

— Однако… Это похоже на стиль Зимней Ветви… ты не мог видеть его работ. Он…

— Что, господин?

— Хм… сошел с ума. В одиночестве умер. И не оставил учеников. Он рисовал птиц. Ты же — не только… однако похоже.


Когда после морозов приходила оттепель, голова у Отори начинала сильно болеть. Это страшно его раздражало, там паче что отвары пустырника и горной мяты не помогали. Советчики разные ничего путного сказать не могли. А найти в этой глуши стоящего врача было не проще, чем луну в погребе. Новый мальчишка, узнав о подобной напасти, спросил у господина дозволения посмотреть запас сушеных трав — отобрал кое-что, после в саду и поле недалеко от ограды, разгребая мелкий снег, выкопал что-то еще. Залил водой, долго кипятил на огне — получился настой, золотисто-коричневый, с горьким запахом.

— Это еще что? — спросил Отори, глядя на жидкость в широкой чашке.

— Аэ тэ хэтта, Травы говорят друг другу, — на протяжном диалекте Хэнэ отозвался мальчишка. Отори поморщился — он не любил северо-западный говор.

Однако настой помог. Правда, пить его приходилось часто — но пара глотков возвращала ясность мыслям и даже приносила чувство некой восторженной легкости.

Мальчишка назвал снадобье «кээ-ши ай», «глаз вороненка». На вопрос, почему, рассказал прелестную историю о птенце, потерявшем мать и сторожившем звезды на крыше Небесного дворца. Звезды поведали ему тайны трав…

— Откуда ты все это знаешь? И сказки, и травы? — господин явно был удивлен. Мальчишка не улыбнулся — но его лицо просветлело. Он чуть склонил голову:

— Травы я знаю плохо. А сказки… они везде.


"Не одна душа живет в этом существе. Деревенский мальчишка, правда, схватывает все на летуэто понятно. А зеленоглазый оборотень, он-то откуда взялся? В самую пору звать заклинателя, изгонять его из чужого тела".

Однако в подобные байки Отори не верил, да и оборотень был так хорош. Среди расписанных стен, синего, богатых оттенков, шелка и резных перегородок из светлого дерева он смотрелся великолепно, и впрямь — неким лесным духом. Двигался с бесшумной текучей упругостью, словно между стволами в чаще. Отзывался на любую ласку со странной порывистостью, пугливой и нежной одновременно. Господин заметил — он все время боится чего-то, особенно — прикосновений. Вытянуть что-нибудь из Йири было нелегко, и толком Отори узнать ничего не сумел. Сколько ни выспрашивал, как обращались с ним раньше, мальчишка отвечал односложно и голосом неживым, тусклым. Лень было возиться с этим, да и не нужно. Скоро хозяин перестал обращать на это внимание. Однако дал мальчишке прозвище Раи — так на юге называют лесных существ, наполовину оборотней, наполовину духов. После уже и слуги не звали его иначе. А они его полюбили, хоть и опасались странного взгляда в упор, будто смотрит сквозь человека.