— Это посланцы эмира, дон капитан, — молвил Деласкес, перейдя на английский. — Тот, что с четками — улем, служитель Аллаха, а другой — кади, городской судья. С ними катиб правителя… это как писец в западных странах, помощник во всяких делах, тайных или явных. Он…
— Секретарь, — подсказал Серов. — Значит, улем и кади… Важные персоны! А почему этот писец назвал их акилами?
— Акил означает мудрец, — сообщил мальтиец. — Улем и судья — самые мудрые люди в городе. Конечно не считая эмира, который их прислал. Они говорят, что Караман удалился из гавани, и что он — не их человек, даже не магрибинец, и они за него не отвечают. Они просят — ради Аллаха и христианского Бога! — не обстреливать город и не губить людей. Они говорят, что хоть наша и их вера различны, но Аллах и Христос благоволят милосердным, добрым и щедрым. Они готовы заплатить и хотят услышать цену.
«Восток — дело тонкое, особенно когда касается торговли», — подумал Серов и переглянулся с Теггом. Его помощник положил ладонь на грудь, вытянул три пальца, побарабанил ими по камзолу, потом сунул пятерню за пазуху и принялся чесаться.
— Тридцать тысяч испанских талеров, — вымолвил Серов. — И передай улему и кади, что мое милосердие зависит от их щедрости. Сейчас я буду обедать. Когда закончу, сундуки с монетой должны быть на пристани.
Катиб-переводчик и Мартин Деласкес заговорили разом, и лицо толстого кади вытянулось. Обменявшись парой фраз с улемом, он сообщил, что надо подумать и посоветоваться, ибо сказано Пророком: торопливый теряет, мудрый находит. Но в этот момент вспыхнули два пиратских корабля, подожженных Эриком Свенсоном, и посланцы эмира догадались, что время совещаний и раздумий истекло.
Кади повернулся к Деласкесу и что-то пробурчал.
— Выкуп будет уплачен, но у них не хватает талеров, — сообщил мальтиец. — Половина будет в турецких курушах[40], из расчета пять курушей за четыре талера. Это справедливо, синьор капитан.
— Куруши так куруши, — кивнул Серов. — Хоть тугрики, только выплату пусть не затягивают. Я обедаю быстро. Он повернулся и зашагал вдоль берега к возвращавшимся шлюпкам. От пылающих шебек тянуло жаром, ветер раздувал огонь, от дыма перехватывало дыхание. Пять галер с бывшими невольниками уже скользили по водам бухты, огибая застывший на якоре «Ворон». Его экипаж, вместе с новым пополнением, сгружал у линии прибоя захваченное добро.
Разочарование… Тяжкой ношей легло оно на грудь Серова и сдавило так, что чудилось — еще немного, и треснут ребра. Он так надеялся найти здесь Шейлу! Шейлу, Уота Стура, Клайва Тиррела и остальных парней… Взять их на борт, сняться с якоря, распустить паруса и поплыть в пролив Ла-Манш, в Северное море, а оттуда — на Балтику, в родные воды… То есть еще не совсем родные, так как нужно их отвоевать у шведа, построить крепости и корабли, возвести великий город, что станет российской столицей на двести с лишним лет… И все эти дела ждут его, Андрея Серова! И будет ему за свершения ради отчизны почет и слава, богатства и титулы…
