- Ну а ты? - Денисов обернулся к капитану. - Женат?
- Вдовец, - глухо ответил Федор Андреевич. - И месяца не прожили. Простудилась и в одночасье сгорела.
- Царствие Небесное. - Казак небрежно сотворил крестное знамение. - Детишков, стало быть, не осталось? Родни то есть?
- Родители, брат младший, сестра.
- Ну и слава Богу, - кивнул Матвей Иванович. некоторое время ехали молча. Свежие лошади бежали бодро. Казаки перестали играть песни, сбились плотнее, выслали вперед и по сторонам разъезды, рыскавшие по степи и осматривавшие ее с курганов. Солдаты натянули тент над повозкой, так как солнышко припекало все сильнее. Остро запахло травой и терпким конским потом. Над степью повисла легкая дымка испарений, а небо на востоке стало пыльно-серым, обещая удушливую жару.
- Чего опасался Тученков? - Фон Требин привстал на стременах и огляделся. - Тут и следа человека не найти.
- Раз на раз не приходится, - усмехнулся хорунжий.
- Шалят? - оживился Николай Эрнестович.
- Бывает, - лениво согласился Матвей Иванович.
А вокруг лежала степь без конца и без края, то плоская, как стол, то покрытая неровными складками курганов и балок. И тянулись по ней под палящим солнцем почти три десятка людей с одной повозкой и вьючными лошадьми. Мерный стук копыт, монотонное покачивание в седлах, надоедливый скрип колес: Епифанов и Рогожин уже несколько раз смазывали втулки дегтем, но колеса упрямо скрипели, будто задались целью вымотать людям нервы, и без того взвинченные нескончаемой жарой.
И еще сильно досаждала пыль - казалось, она была везде: оседала на одежде, оружии, шкуре коней, ложилась на щеки и волосы, скрипела мельчайшими песчинками на зубах, забивалась в ноздри. Всадники, лошади и даже повозка вскоре стали похожи на серых призраков, неведомо откуда появившихся в степи и тенями скользивших неведомо куда. Федор Андреевич понял, почему казаки укрывались похожими на бурки хламидами из верблюжьей шерсти и возили ружья в чехлах. Его собственная одежда, такая привычная и сидевшая как влитая, казалась ему теперь тяжелой, душной и страшно неудобной. Он позавидовал станичникам, вольно чувствовавшим себя в чекменях и шароварах.
Самое лютое пекло пережидали в заросших кустарником балках. Обед, короткий отдых и чуть спадет жара - снова в седла. И опять вокруг степь, степь... Ночевка, подъем задолго до рассвета и - дорога, пыль, жара, спекшиеся в ком губы. Так прошло несколько дней...
