— Как погода?
— Прошел дождь. Теперь прояснилось, однако еще сыро.
В юрте света не зажигали, голоса смолкли. Одевались в темноте, на ощупь, шелестя одеждой, посапывая и покряхтывая.
Когда усаживались в кузов полуторки, кто-то оказал, глядя на полную луну, едва державшуюся над горизонтом:
— Уходит… Не хочет показывать самураям путь в Монголию.
— Светило создано для влюбленных, — философски заметил другой. — Помаячило Солянкяну с Галей, а теперь и на покой…
Раздались смешки.
— Прогрей, прогрей язык, за ночь-то остудил, — отшутился Солянкин, зябко поеживаясь.
С командного пункта Трубаченко позвонил в полк. Оттуда сообщили, что японцы пытаются прорваться к Халхин-Голу. Всю ночь шли бои. Наших от границы оттеснили, но дальнейшее продвижение противника сдерживается. Приказано с зарей дежурить в самолетах.
Все разошлись. Ожидая очередных указаний из штаба, мы с командиром прилегли на своих земляных топчанах, прикрывшись регланами.
— Василий Петрович, как ты думаешь, почему нам вчера вечером не сообщили о наступлении?
— А черт их знает, — ответил Трубаченко. — Нас и в мае плохо информировали. — Раздражаясь, он начал иронизировать, многое находя как бы излишним, неоправданным.
— Может, начальство пожелало, чтобы мы спокойно спали…
— А ведь, пожалуй, что и так, Василий Петрович. Если бы нам о наступлении объявили с вечера, мы бы так спокойно не спали…
— Смотри, какие тонкости… Грохот пушек до аэродрома не доносится, а нервы у летчиков крепкие. Дрыхли бы без задних ног, зато знали бы обстановку на земле.
— Ну, теперь мы знаем, — сказал я как можно беспечнее. — Давай соснем немного, время есть…
Трубаченко лежал, закинув руки за голову, лицо его было сосредоточенным.
— Не могу, — вдруг улыбнулся он и поднялся, скинув реглан. — Думаю.
— О чем Чапай думает?
— Что день грядущий нам готовит… Не зря самураи устроили себе передышку. Готовились, конечно. Наши, должно быть, тоже не зевали. Вчера я видел, как неподалеку от аэродрома сосредоточивались танки…
В тревожном ожидании и разговорах о фронтовых делах прошел рассвет. Когда взошло солнце, раздался телефонный звонок из штаба полка:
— Японцы переправляются через Халхин-Гол и занимают гору Баин-Цаган. Срочно вылетайте на штурмовку.
Трубаченко вытащил из-за голенища полетную карту и, отыскав надпись «г. Баин-Цаган», стал делать пометки. Гора Баин-Цаган находилась от маньчжурской границы километрах в пятнадцати и господствовала над местностью. Монгольская равнина просматривалась с нее на много десятков километров.
