Сам собой напрашивается вопрос: неужели все это не послужит для японской военщины уроком, неужели она не прекратит это бессмысленное кровопролитие.
Гринев, глядя на газеты и листки, которыми я обложился со всех сторон, говорит:
— А если сейчас ракета на вылет? Все бы твои бумажонки взвились вдогон за самолетом!
Он живо представляет себе такую картину и смеется.
— Бумажки не нравятся? Это я для твоего доклада материал собрал. Может, сделаешь все-таки?
— Нет уж, уволь. Доклад — дело комиссара!
— А тебя разве не касается?
— Почему, касается… Но все же доклады твое дело, а мое — полеты. Должно же быть разделение труда!
— Ты же понимаешь, что не прав…
— Понимаю, — серьезно говорит Гринев. — Понимаю, а вкуса к этому делу нет… Не люблю с бумажками возиться.
— А надо!
— Вот кончится война — займусь.
— Послушай хоть, о чем я собираюсь говорить.
— Всегда готов!
Мы обсуждаем основные положения Доклада, потом парторг добавляет раздел о работе коммунистов из технического состава. Потом в работу включается Борзяк. Вчетвером мы подводим окончательные итоги боевой работы. Результаты неплохие: за время боев эскадрилья не потеряла ни одного летчика, а сбила более двух десятков вражеских самолетов.
Взглянув на часы, Гринев напоминает:
— Через пятнадцать минут мы с тобой вылетаем на разведку.
3
1 сентября весь мир облетела грозная весть: фашистская Германия напала на Польшу, а вслед за ней Англия и Франция объявили войну Германии.
Началась вторая мировая война.
В свете этих событий халхин-гольский конфликт предстал как бесспорно важный этап в едином замысле подготовки империалистами войны против Советского Союза, как стратегическая разведка боем.
Японцы, наголову разбитые в августе, начали стягивать новые силы и даже пытались на правом фланге дважды наступать свежими резервами. Опять разгорелись воздушные бои. Поползли слухи о том, что японцы готовятся к новому наступлению в больших масштабах.
Перед нашей разведывательной эскадрильей была поставлена весьма щекотливая задача: не нарушая государственной границы, внимательно следить за действиями противника по ту сторону. Правда, как и всем летчикам, нам разрешалось залетать в Маньчжурию во время преследований вражеских самолетов, но в такой обстановке обычно не до разведки. Следить за противником так, как мы наблюдали за ним до 31 августа, трижды на день посещая установленные для каждого звена районы, теперь уж не представлялось возможным. Мы могли доставлять только отрывочные, подчас случайные сведения, по которым, конечно, нельзя было составить ясного представления о намерениях японского командования. В иных случаях такие данные даже вводили в заблуждение.
