Прошло минуть десять. Внизу, со стороны немцев, откуда и ждали, действительно показались «юнкерсы». Наша ударная группа — восьмерка ЛаГГов — стремительно ринулась в атаку. А дальше все пошло, как в синхронной какой-то записи: мы с Аккудиновым, прикрывая наши истребители, почти повторяли их маневры, внимательно следили и за «юнкерсами», и за воздушным пространством. Дело, похоже, ладилось. Я заметил, что четыре бомбардировщика от атак наших истребителей загорелись и начали падать. Вот в это время откуда-то сверху на ведущего группы, — а вел ударную группу командир полка Самохвалов, — и свалилась пара «мессеров». Слово было за нами.
До мельчайших подробностей помню тот бой. Как только увидел тогда пару «худых» (так мы прозвали «мессершмитты» за их тонкий фюзеляж) — тотчас полупереворот — и за ними. Сближались стремительно: скорость-то мы разогнали, имея преимущество в высоте. Перед атакой я оглянулся — Аккудинов на месте, держится хорошо, А немцы, судя по всему, нас не заметили, и когда их кресты стали видны совсем отчетливо, я прицелился и пустил вдогонку ведущему четыре эрэса.
Каково же было мое разочарование, когда увидел, что все реактивные снаряды прошли ниже цели. С большой, выходит, дальности пустил: не выдержал, поторопился… Что и говорить, прошляпил. А немцы, понятно, заметили нас и, энергично потянув «мессеры» на горку, приняли воздушный бой.
Не скрою, обескуражила меня первая атака. Хорошо, что еще пушки были и могли работать. На минуту-другую мною овладело незнакомое доселе чувство. Нет, не страха, а какой-то странной скованности: вроде и знаешь, что надо делать, а как-то все не так получается. И только когда снова за счет скорости мы оказались в хвосте «мессершмиттов», такая вскипела во мне злость, такая решимость, что я не стал стрелять и пошел на сближение с твердым решением: откажут пушки — буду таранить!
Очередь снарядов пустил по самолету противника в последнее мгновение, после чего можно было бы уже не раздумывать: бить или не бить — только таран. Словно кинжал, она вспорола брюхо «худого». Гитлеровский истребитель вспыхнул перед глазами и тут же начал разрушаться — я едва уклонился от летящих навстречу обломков.
Победа!..
Еще не осознав, не прочувствовав как следует упоения ею, в следующую секунду я и сам чуть было не пошел следом за «мессером» — в землю. Будто бревном с размаху кто-то ударил по бронеспинке моей машины, и тут же из крыльевых баков вырвался шлейф бензина. Я понял — это уже вторая моя оплошность в одном бою. Как сказал бы мой школьный инструктор:
