Они снова помолчали, размышляя.
— Да, все это очень серьезно, — проговорил, наконец, Иван Никандрович и поинтересовался. — А как наши ребята?
— Были незначительные издержки, но в основном с нашими все в порядке, — не без некоторой гордости ответил Игорь.
— С них ничего не сдуло?
— Если и сдуло, то только лишнее, ненужное.
— Значит, правильно вас учили и воспитывали?
— Правильно.
— Несмотря на то, что вам приходится воевать больше других, наши люди остались людьми?
— Да.
— Но ведь и вам приходилось сталкиваться с местным населением, — сказал Сергей. — У вас-то как с ним, с этим населением, складывались отношения?
— Да никак. Мы стараемся не вступать с ними ни в какие отношения, и особенно при выполнении задания. Такова специфика работы. Но скажу вот что: я видел столько предательства и гнусных зверств по отношению к нашим солдатам со стороны этого «мирного» населения, что о жалости говорить не приходится. Если бы можно было безошибочно узнавать, кто из них действительно мирный, а кто лишь камуфлируется… Вооруженная оппозиция хорошо поработала над тем, чтобы закрепить в нас эти постоянные сомнения. Ну, а я при выполнении задания избавляюсь от них только, когда это необходимо, если иначе нельзя, а не по прихоти или жажды крови. Чего нет, того нет. Слава богу, садистов среди наших людей мне не встречалось. Если и были, то никак не проявляли своих склонностей.
Иван Никандрович, он же в миру полковник Геннадий Иванович Ярмош, один из ближайших помощников генерала Ермолина, знал о событиях в Афганистане куда больше, чем не только Кондратюк, но и чем многие офицеры штаба 40-й армии. Обладая обширной и разносторонней информацией, с высоты своего служебного положения он судил о событиях глубже и шире. А сказал, что мало знает, так как у него другое направление работы, для того, чтобы Кондратюк ослабил внутреннее напряжение и был откровеннее.
— Это хорошо, Валерий, что ты выговорился здесь, с нами, — сказал он. — И на этом остановись.
— Есть, — невольно подтянувшись, ответил Кондратюк, безошибочно уловивший в голосе собеседника интонации приказа.
— Ну вот, — улыбнулся полковник. — Это не язык дипломата. Если имеется потребность соблюдать субординацию, то вовсе не обязательно придерживаться внешних атрибутов ее проявления.
Полковнику понравился этот думающий, похоже, искренний парень, так болезненно переживающий разложение армии в Афганистане. Кажется, генерал не ошибся, остановив на нем свой выбор. В патриотизме, верности долгу и советской Родине молодого майора сомневаться не приходилось. Будь иначе, он толковал бы больше о победах и геройстве, чем о мерзости и вандализме.
