— Хрен его догонишь, — досада меня разбирала, — но можно попробовать, наливай.
Я взял бутылку водки, которую Пашка вначале поставил на стол, и разлил по стаканам. Мы с Юркой не закусывали. Может, после смешения водки с коньяком удастся немного опьянеть. Я встал, держа стакан с водкой.
— Третий тост.
— Третий, — подхватил Юрка.
— Третий, — эхом отозвался Пашка.
Немного постояв молча, мы почти одновременно выпили и, не закусывая и не запивая, сели на свои места. Молча, не торопясь начали закусывать.
— Это правда, что в лоб будем Минутку брать? — спросил Пашка с набитым ртом.
— Правда, сынок, правда, — ответил я. Я знал, что он терпеть не мог, когда его называли «сынком». Пашка взвился:
— Какой я вам сынок! У меня у самого вот будет сынок.
Подумал и добавил:
— А может, дочка. А вы — «сынок, сынок».
— Так, Паша, сынка сделать большого ума не надо — это десятиминутное дело, а потом всю жизнь мучайся. Вот из тебя, как ни старались, а так человека и не сделали.
— Почему не сделали? — Пашка уже весь ощерился.
— Пьешь много, нам хамишь. А мы к тебе как к родному. Надо воспитывать. Как думаешь, Слава?
— Да, — я подхватил, — пора переходить к радикальным средствам. Ты какого хрена в эшелоне караул напоил? Пьяный часовой, да еще с оружием — преступник. Значит, ты пособник.
— Какой пособник?
— Обыкновенный, в тридцать седьмом приписали бы тебе диверсию и к стенке по законам военного времени. И пломбу свинцовую в затылок, — я коснулся пальцем его затылка, куда обычно стреляли при расстреле. Тот дернулся.
— Шутки, Вячеслав Николаевич, дурацкие.
Я закурил. Юрка и Пашка последовали моему примеру.
— Значит, так, Паша, — начал я, — пока нас не будет…
— А куда вы денетесь? — перебил меня Павел.
— В подвале будем сидеть, — огрызнулся я. — Не перебивай старших. С войсками, скорее всего, пойдем. Ты, сукин сын, отвечаешь головой за машину. И за все, что в ней находится. Если что, то… — я остановил жестом Пашку, который пытался меня перебить, — если что, то передашь вещи семьям. Ты понял? А за машину голову сниму и скажу, что так было. Ты все понял?
— Да понял, понял. Вы мне уже это в сотый раз говорите. У вас-то и вещей, кроме грязных носков, ничего и нет.
— Вот ты их и постираешь.
— Еще чего, — Пашка фыркнул.
— Постираешь, постираешь, будешь нас вспоминать и, обливаясь слезами, постираешь.
— Если и буду обливаться слезами, то только потому, что вонь от ваших носков будет глаза есть.
— Паша, — вмешался Юра, — у нас уже своеобразный ритуал: когда предстоит серьезное дело, то мы тебе наказываем, что сделать с нашим вонючим бельем. Но так как тебе с ним неохота возиться, то ты усиленно молишься за нас, и Бог, услышав твои молитвы, охраняет нас, тем самым спасая тебя от неблагодарной работы — стирать наши носки. Кстати, а ты не забыл, как пахнут наши носки?
