Яга подняла вторую руку, и туман, свиваясь кольцами, окружил Эдика непроницаемой молочной пеленой.
— Чуфырь! — довольным голосом произнесла Яга, и туман, мгновенно съежившись, уполз в лопухи.
Снова засияло солнце. Эдик все так же стоял на поляне, только вместо новенького помпового ружья у него в руках оказалась толстая суковатая палка, из которой он напрасно старался выстрелить.
— Пу, пу, пу! — стрелял он то в Потапыча, то в Ягу Степанидовну. Старуха смотрела на него с жалостью.
— Может, хватит пукать, — сказала она, одергивая ситцевый фартук, — а то, неровен час, штаны испоганишь.
— Абзац! — прошептал детина, начиная шевелить ногами и переходя на бег на месте. — Мамочки! — Последнее слово он произнес странным, пищащим басом и неожиданно быстро ринулся через лес, оставляя за собой неширокую просеку.
— Чертям лесным тебя отдать бы! — пробормотала Яга, мстительно глядя вслед Эдику.
— Отдай, матушка еще не поздно! — Возле Яги словно из-под земли выросло несколько чертей. Их длинные хвосты от напряжения подергивались и нервно били по траве.
— Страсть как кушать хочется! Давненько такого не едали!
— Не видали! — поправил говоривших один из чертей, тот, что покрупнее. — Нам бы его на пе…
— На перевоспитание! — хором закончили черти.
— Знаю я ваше перевоспитание, — нахмурилась Яга. — Куда участкового дели, схарчили небось? А он ведь только за грибочками пошел прогуляться!
Черти потупились, а один из них принялся стыдливо ковыряться в зубах.
— Да мы его и не видели! — наконец произнес самый маленький.
— Больно он нам нужен, костлявый такой! — отозвался самый длинный.
— Ша! — сказал главный. — Кончай базар! А ты уж, матушка, в следующий раз нас понапрасну не вызывай, конфуз может выйти.
Из полуоткрытой двери приемной директора доносился тихий настойчивый храп. От этого храпа воздух в приемной сгустился и сделался похожим на теплый, сладковатый кисель.
— Может, окно открыть? — предложил Костя, поглядывая на огромную двойную раму. Ее не открывали, наверное, со дня строительства самого здания. Между двумя стеклами скопилось изрядное количество засохших мух, валяющихся просто так или запутавшихся в паутине. Колченогий тщедушный паучишка от нечего делать раскачивался на пыльной серой паутинке. Ему было скучно.
Костя тоже скучал, несмотря на то что Евстигнеев с вечным пылом излагал свою новую гипотезу возникновения Вселенной. Эту гипотезу Евстигнеев выудил из журнала и, слегка подправив, выдавал теперь за свою.
