– Погодите. Потерпите минуту. Я не ухожу от вашего вопроса. То, что здесь творится, ужасно. Но я должна найти этому собственные слова.
– Тогда послушаем, что вы скажете. Говорите! Мы ждем! – Он поднял руки, призывая к молчанию. В толпе послышался одобрительный ропот.
– Это ужасное зрелище, – промямлила я, – оно возмутительно. Но его нельзя осудить словами, которые заимствованы у других. Я должна найти свои слова. Иначе это не будет правдой. Вот все, что я могу сейчас сказать.
– Что за дерьмо говорит эта женщина, – сказал мужчина в толпе. Он оглядел стоящих вокруг. – Дерьмо, – повторил он. Никто с ним не спорил. Люди понемногу начали отходить.
– Да, – обратилась я к нему. – Вы правы. То, что вы сказали, правда.
Он посмотрел на меня как на сумасшедшую.
– Но чего вы от меня хотите? – продолжала я. – Чтобы говорить об этом, – я показала рукой на заросли, на дым, на мусор, которым была усеяна дорога, – нужен язык богов.
– Дерьмо, – повторил он с вызовом. Мистер Табани повернулся и пошел дальше. Я поплелась за ним. Толпа рассеялась. Через минуту меня торопливо обогнал мальчик. Потом показалась машина.
– У вас ведь, кажется, «хилман», – сказал мистер Табани. – Немного их еще продолжает ездить.
Я этого не ожидала. Мне казалось, после случившегося ему не о чем со мной говорить. Однако он явно так не думал.
– Это еще с тех пор, когда «британское» означало «самое лучшее», – ответила я. – Мне, право, жаль, что я ничего не могу толком объяснить. Он никак не отозвался на мою попытку извиниться:
– И оно действительно было лучшим?
– Разумеется, нет. Это был такой послевоенный лозунг. Вряд ли вы помните, вы были еще ребенком.
– Я родился в 1943 году, – сказал он. – Мне сорок три года. Вы не верите?
– И он повернулся ко мне, демонстрируя свою ухоженную внешность. Тщеславие, но импонирующее тщеславие.
Я попыталась завести машину, аккумулятор сел. Мистер Табани вместе с мальчиком вылезли и стали толкать, стараясь не увязнуть в песке. Наконец мотор завелся.
– Езжайте прямо, – сказал мальчик. Я повиновалась.
– Вы учитель? – спросила я мистера Табани.
– Бывший учитель. Но я пока оставил это занятие. До лучших времен. Теперь я торгую обувью.
– А ты? – спросила я мальчика.
Он что-то пробормотал, но что – я не расслышала.
– Он безработный молодой человек, – сказал мистер Табани. – Ведь так?
Мальчик улыбнулся со значением.
– Сверните тут, сразу за магазинами, – сказал он.
Среди пустыря одиноко стояли в ряд три небольшие лавочки, выпотрошенные и выгоревшие.
