– А че такого-то? Все ж свои… Я не по-понял…
Ильюхин чокнулся с Гамерником и московским коллегой, сказал несколько ничего не значащих общих фраз и снова вышел на свежий воздух. Обнорский стоял все на том же месте и курил. Виталий Петрович выхватил из руки журналиста сигарету и добил ее в один затяг. На удивленно-вопросительный взгляд Андрея полковник ответил в стихах:
Подари мне, милый, мину,
Я в пизду ее задвину.
Если враг туда прорвется –
Он на мине подорвется!
– Все так плохо? – серьезно спросил Обнорский.
Ильюхин ссутулился и не сплюнул, а просто харкнул с чувством на землю. И только потом ответил:
– Еще хуже. Я так думаю, что сейчас у меня светлая полоса. Черная – начнется скоро…
Виталий Петрович понял, откуда исходила инициатива по внедрению к Юнгерову. Понял и мгновенно прикинул тайный ход карт, проплаты, липовые бумаги и все прочее… Все это было бы очень скучно, если бы не расстрел в лифте, во-первых, и необратимость уже запущенной операции со Штукиным, во-вторых. Все ведь было уже много раз согласовано, подписано и утверждено. Черт его знает, что нужно, чтобы повернуть такую махину вспять. Да и на каком основании? На основании того, что губоповец знаком с бизнесменом Гамерником? Смешно. Очень бы было смешно, если бы не было так грустно…
Ильюхин очнулся от своих невеселых мыслей и посмотрел устало на журналиста, терпеливо ожидавшего хоть каких-то комментариев:
– Андрей, я тебе потом все объясню… Правда. А сейчас не спрашивай, а просто помоги. Нужно.
Обнорский обреченно покрутил головой:
– Хорошо. А что делать-то нужно?
Полковник придвинулся к журналисту поближе и начал что-то долго шептать ему в ухо. Андрей уже не удивлялся ничему, он просто тупо охреневал. Наконец Ильюхин откачнулся от Обнорского и уже чуть громче пробормотал быстро:
– …Понял? Главное – ты со мной в контрах. Я что-то скажу – ты примешь в штыки. Главное – информация вслух, что по расстрелу полный глухарь, – для ушей Гамерника. Только чтобы выглядело все естественно, надо профланировать среди гостей… Непринужденно и раскованно.
Журналист тяжело вздохнул:
– Виталий, если б ты знал, как я люблю непринужденно и раскованно фланировать на приемах. Ты бы зарыдал.
Собравшись и соответствующим образом настроившись, они по очереди занырнули обратно в огромное здание государственной резиденции, разошлись в разные стороны и углубились в стайки гостей. Заход Обнорского напомнил сцену выхода Бубы Касторского на набережную из кинофильма «Новые приключения неуловимых»: «Здрась-сь-сьте! Кого я вижу!!… Сколько лет, сколько зим!… Все хорошеете?! Как же, как же… Ба-а! Куда ты пропал, старый?…» Краем глаза полковник наблюдал за маневрами журналиста и невольно улыбался. Слыша жизнерадостный гогот Андрея, было трудно поверить, что тот ненавидит приемы, пьет на них только воду и никогда ничего не ест…
