Перед глазами Салимгирея вдруг встала та страшная ночь в Сарай-Берке. Он увидел пожилого раба, с которого только что сбили оковы. Тот стоял на гребне глиняного забора – дувала, высоко подняв руки, и морщинистое лицо его, освещенное дрожащим светом факелов, было прекрасным. Человек кричал:
– Люди! Видите, я свободен! Чем сто лет жить в цепях, лучше одну ночь побыть человеком!
Салимгирею часто снилась та ночь. Он видел улицы, заваленные телами убитых, слышал предсмертные крики и звон сабель.
И тогда появлялось счастливое лицо незнакомого ему раба…
Далекий топот коня насторожил Салимгирея. Черная юрта была уже рядом, и он вжался в землю, боясь пошевелиться.
Подъехавший всадник окликнул караульного:
– Эй, ты не заснул здесь?
– Нет.
– Смотри. Не вздумай заснуть. Если что-то случится с пленниками, по земле покатится твоя голова…
– Знаю… – воин тяжело вздохнул.-Что с ними будет? Руки и ноги их связаны…
– Ночь темная… – сказал всадник. – Как только взойдет луна, я пришлю тебе замену.
– Кто они, эти люди? – спросил воин.
– Кипчаки. Они предали своего хана, а наш ильхан одной с ним крови… Потомки великого Чингиз-хана не прощают измены даже тогда, когда ненавидят друг друга.
– Да, вина их страшная. Прощения им не будет…
– Смотрите в оба. В Орде много кипчаков, и кто знает, нет ли среди них родственников пленников. Всякое может быть.
Всадник повернул коня и медленно поехал прочь. Вскоре топот копыт затих.
Салимгирей медленно вытащил нож и, неслышно оторвав свое тело от земли, метнулся к юрте.
Через несколько минут шесть человек, похожие в звездном свете на тени, растаяли в темноте. Все так же налетал порывами ветер, и тонкие стебли чия телись друг о друга, их шорох заглушал осторожные шаги беглецов.
* * *
Прошло совсем немного дней, и среди народов, населявших ильханство Кулагу, пополз слух о том, что в горах появились вольные люди, которые нападают на монгольские отряды. Они не трогают, не обижают простой народ, зато ханские сборщики налогов не знают от них пощады.
Когда весть достигла ушей Кундуз, радости девушки не было предела. Значит, Салимгирей жив и добился того, что задумал, а это обещало скорое избавление от тяжкой участи рабыни.
Только ильхана Кулагу никак не тронуло сообщение о вольных людях. Ему ли, великому и могучему, было бояться появления какой-то бродячей ватаги? Он просто повелел своему визирю отправить отряд на поимку непокорных и сразу же забыл о случившемся.
Своей привычной жизнью жила Орда. Незнающему человеку могло показаться, что множество юрт, разбросанных в степи, поставлено как попало и кому где вздумалось. Но тот, кто следовал порядкам, установленным великим Чингиз-ханом, знал, что когда Орда меняла место, бросая вытоптанный до черной пыли кусок степи, она ставила свой новый войлочный город в строго определенном порядке.
