– Приведите сюда беглецов.
* * *
Шатер был просторным, и пленников, запыленных, в изорванных одеждах, со связанными волосяными арканами руками, поставили у входа. Со всех сторон их окружили молчаливые суровые нукеры с обнаженными саблями.
Свободными были руки только у Кундуз. Она вошла в шатер, поддерживая ими свои сказочные косы. И сам ильхан, и собравшиеся здесь нойоны не могли оторвать глаз от девушки.
За время скитаний Кундуз исхудала, потемнела лицом, но даже это не могло скрыть ее удивительную природную красоту.
Из бокового, закрытого шелковой занавеской входа неслышно вышла Тогуз-хатун и остановилась в стороне. Ее внимательные глаза изучали лицо то Кулагу, то лицо молодой женщины. На миг в них мелькнула искорка ревности, но тотчас погасла. Мягкая улыбка тронула ее полные, красивые губы.
– Великий хан, – сказала почтительно Тогуз-хатун, – я хотела бы поговорить с этой беглянкой, прежде чем вы решите ее судьбу. Если будет на то ваша воля, я уведу девушку пока к себе…
Кулагу усмехнулся. Тогуз-хатун что-то задумала, и отказывать ей не было причины.
– Пусть будет так, как этого хочешь ты…
– Пойдем, – сказала Тогуз-хатун и взяла Кундуз за руку.
Девушка не сдвинулась с места, в отчаянии глядя на Коломона.
Тот чуть заметно кивнул.
– Иди за мной, – властно приказала Тогуз-хатун, и нетерпение послышалось в ее голосе.
– Иди, – прошептал Салимгирей. – Случится то, что должно случиться…
С самого начала, когда кончилась их свободная жизнь и они, напоровшись на засаду, оказались в руках монголов, беглецы договорились во всем слушаться Салимгирея.
Придерживая руками тяжелые косы, Кундуз покорно пошла за Тогуз-хатун.
В шатре стояла пугающая тишина, и свет, падающий через отверстие в куполообразной крыше, сделался вдруг тяжелым и тусклым.
Ильхан в упор посмотрел на Салимгирея, угадывая в нем главного.
– Рассказывай. Кто ты? Откуда?
Салимгирей почтительно опустил голову.
– Я был сотником в Золотой Орде, – сказал он тихо. – Я из рода кереев. Узнав, что глава нашего рода Саиджа служит вам, о великий хан, я захотел стать его воином.
Кулагу, словно одобряя услышанное, закивал головой.
– А этот человек, – Салимгирей кивнул на Коломона, – ромей. Он непревзойденный мастер, строитель. Когда Журмагун-нойон захватил город Гянджу, он попал в неволю, затем был отдан Менгу-Темиру и как раб отправлен в земли Золотой Орды. Какой раб не мечтает стать свободным? Поэтому он и бежал. Люди говорят, что церковь, которую он строил в Гяндже, все еще не завершена…
